Дорога неслась на северо-восток. По мере удаления от побережья стали пропадать добротные дома, вновь сменившись лачугами. Джунгли опять отвоевывали свое законное место, принадлежавшее им тысячелетиями. Через несколько часов редкие домики стали встречаться чаще, превратившись в пригород, и, в конце концов, мы оказались в центре Вальядолида. Прокатавшись значительное время по запутанной системе дорог, в итоге нам удалось вырваться их каменного лабиринта городских кварталов и выехать на дорогу, ведущую к сенотам Dzitnup. Сеноты представляют собой огромные карстовые провалы с частично или полностью открытым верхом и заполненные водой. Образуются они на протяжении многих миллионов лет под воздействием подмыва слабых пород и обрушением их внутрь образовавшейся пустоты. Большинство из них имеют куполообразную структуру – стремление природы к устойчивым формам, некоторые имеют форму колодцев. Сеноты в основном становятся известны человеку только после частичного или полного обрушения сводов, когда внутреннее пространство, не знавшее солнечных лучей, обнажается перед дневным светом. Но большое количество их было известно еще тысячелетия назад. Известняковые породы сыграли злую шутку с майянской цивилизацией, поселившейся на этих плодородных землях. Несмотря на обильные осадки, пористая структура пластов грунта пропускала через себя всю воду, оставаясь практически сухой. Вода же собиралась подземными реками и скапливалась в природных подземных хранилищах, часть сводов которых обрушалась, создавая колодцы. Эти воронки становились центрами жизни древних народов, поддерживая жизнедеятельность и систему водоснабжения процветающих городов. Древние племена также использовали природные воронки в ритуальных целях, принося в дар богам дождя как предметы культов и украшения, так и вполне реальные человеческие жертвы. На территории полуострова Юкатан находятся сотни сенотов, многие из которых, наряду с городами майя, становятся объектами паломничества большого количества иностранных туристов.
Два сенота расположены буквально через дорогу друг от друга. Первоначально мы отправились в сеноту X’keken, но касса оказалась одна на два объекта и располагалась на противоположном конце дороги. Большая ротонда на входе, должно быть, предназначалась для размещения большого количество сувенирных лотков, но за столиками было лишь три-четыре индейца. Огромная парковка, готовая вместить в себя не менее двадцати туристических автобусов, практически пустовала. Подойдя к кассам сенотов, мы приобрели билеты на объекты, но решили начать с ближайшего – Samula. Спустившись по лестнице, мы оказались в необыкновенном волшебном мире. Куполообразный свод пещеры, диаметром не менее сотни метров, заканчивался в центре отверстием подобно Пантеону в Риме, через которое струился свет, оставляя на стенах яркие бесформенные блики, а воду заставлял искриться. Внизу располагалось подземное озеро, поражающее своей прозрачностью. С одной стороны покрытое мелкими камнями, оно плавно набирало глубину, а вместе с тем и более насыщенные синие оттенки, к другому краю пещеры мельчало, упираясь в осыпь камней. Из отверстия свисали корни дерева, уходящие вниз метров на семьдесят-восемьдесят, касаясь самой воды. Когда-то именно дерево стало тем ключом в подземный мир, открывшим людям двери в природную сокровищницу Samula. Оно обрушило вершину нетвердой породы, обнажив пещеру исполинских размеров. Теперь от дерева остались одни корни, по привычке спускающиеся вниз к живительной воде, но вот питательную влагу им доставить некуда, ведь само растение, отжив свой век, прекратило существование в нашем мире. В подземном озере разрешено купаться, чем не преминули воспользоваться и мы, присоединившись к японцам, вооруженным ластами и масками.
Судя по количеству парковочных мест, мы попали не в сезон, и нам повезло, что подземное озеро не кишело людьми, будто пруд рыбохозяйства для выращивания мальков. Но тем прискорбнее думать, что тысячи людей, погружающихся в водоем, со временем превратят его в болото, и природа не успеет регенерировать, не справившись с наплывом туристов. К сожалению, в раздевалках даже не было душа, чтобы принять его перед купанием, а было бы разумным обязать всех мыться после жаркого дня, прежде чем погружать свое изможденное тело в освежающие воды подземного водохранилища.
С неохотой покинув первый грот, мы отправились ко второму. Сенот X’keken оказался совершенно другим. Его неправильные плавные формы медленно расходились в разные стороны. Слева, вверх по наплывам, уходила пещера, теряясь в неосвещенном сумраке. Справа озеро уступами погружалось в бездну. На границе между сушей и водой сидели люди, любуясь переливами цветов в атмосфере грота, создаваемых стробоскопами, медленно меняющими цвет окружающего пространства. В воде уже плавали несколько человек, огибая наросты сталактитов спускающихся к самой воде. Я осторожно прошёл по острым камням дна и поплыл в сторону связок корней, будто канаты спускавшиеся к кромке озера, прогрызаясь через свод пещеры. Слабый свет струился из отверстия, находящегося чуть поодаль. Над головой то и дело проносились одиночные летучие мыши, потревоженные громкими голосами и всплеском воды. В озере маленькими стайками суетились рыбы. Как они могли попасть в грот, я совершенно не представляю. Несмотря на большое количество визитеров, в гроте чувствовался покой и нерушимость, существовавшие здесь, когда еще человека не существовало на планете. Мы посидели на берегу на одном из уступов, любуясь причудливыми формами, созданными природой, которые постоянно трансформировались под воздействием подсветки. Туристические группы сменились новыми людьми, а мы так и находились в пещере завороженные подземной красотой. И только после, казалось бы, бесконечного созерцания, мы вышли из забытья, поняв, что нужно отправляться обратно.
По знакомой дороге мы вернулись в Вальядолид, где заранее забронировали один из отелей. Оказавшись в пробке на улочке с односторонним движением, из-за произошедшей впереди аварии, мы решили припарковать машину и отправиться дальше пешком. Поиски отеля заняли у нас чуть более получаса и, обзаведясь жильем, мы вернулись к центральной площади поесть, а заодно и забрать машину, припаркованную в двух кварталах от нее. Оказалось, что в нашем отеле поселилась пара, которую мы встречали в Тулуме. Ребята приехали из Бразилии вместе с маленьким ребенком, чтобы посетить «Rainbow», а до фестиваля еще решили покататься по Юкатану и посетить несколько местных достопримечательностей.
С утра мы отправились в путь в направлении наиболее известного и посещаемого города майянской культуры – Чичен-Итца. В Вальядолиде поесть нам не удалось из-за закрытых ресторанов в столь ранний час, и позавтракать мы остановились уже в пяти километрах от археологической зоны в придорожном туристическом мотеле. Сэндвичи были дорогие и не вкусные, да и еду несли долго, но выбора у нас все равно не было. На сайте мы оказались одними из первых. Две огромных парковки пустовали и только пара дворников подметала лестницу входной группы. У касс нас ожидал неприятный сюрприз в виде тройной цены за посещение древнего города, две трети которой составлял налог штата Юкатан. Вариантов никаких не оставалось, как распрощаться с тремястами песо и получить свои заветные четыре билета. Причем оба типа билетов (сбор археологического департамента Мексики INAH и налог штата) продаются в разных окошках разными людьми, за счет чего увеличивается количество рабочих мест вдвое. Кое-где и на проверке билетов стояли разные люди, отчего экономика получала двойной прирост занятости населения в обоих случаях.
Отголоски такой политики мы встречали не раз на улицах крупных мексиканских городов и в туристических местах, когда штат сотрудников был непомерно раздут. Но это, в свою очередь, позволяет улучшить неутешительную статистику безработицы Мексики, и государство негласно допускает заведомое снижение эффективности и качества труда. И в сравнении с административными департаментами и социальными службами, поглощающими все вновь и вновь прибывающих молодых специалистов, совершенно не заботясь о росте бюрократии, российские органы власти находятся еще в подростковом возрасте.
Практически сразу же после входа оказываемся у центральной пирамиды Kukulcan temple, являющейся визитной карточкой всей месоамериканской культуры. Этот храм, тщательно восстановленный до единого камешка, теперь красуется на большинстве фотографий, сделанными посетителями. К нашему приходу несколько туристов уже позировали своим папарацци, пытаясь придать позам грациозность топ-моделей. Подъем на пирамиду, конечно же, запрещен. И уж тем более осмотр погребальных камер находящихся в глубине пирамиды, уходящих под её основание. Да и кто о них знает… С левой стороны находится огромное поле для игры в каучуковый мяч Juego de Pelota, а напротив него Templo del Hombre Barbado. Чуть правее платформа Tzompantli, украшенная сотнями черепов.
Проходим дальше на север вдоль огромных рядов продавцов сувениров к сеноту Sagrade. Продавцы не заполнили и на четверть свои места, они лениво раскрадывали товар на прилавках, ожидая основной наплыв туристов не раньше одиннадцати. Сенот оказался огромным природным колодцем диаметром метров шестьдесят, с существовавшим когда-то на его краю ритуальным комплексом, из которого приносили жертвы богу дождя. Считается, что колодец был для майя настолько священен, что даже в самое засушливое время из него под страхом божьей кары ни разу не брали воду для орошения полей или бытовых нужд. Кроме принесения человеческих жертв, бога Чака также регулярно сдабривали всевозможными ритуальными предметами, часто изготовленными из золота. Скептично настроенные по отношению к языческтву европейцы нисколько не испугались кары божественного майянского пантеона, и первым, кто запустил металлическую десницу в мягкое основание сенота, был Эдвард Томпсон. Он приехал на полуостров в конце девятнадцатого века, назначенный консулом США в этих землях, и распаленные историями о богатых жертвоприношениях алчность и воображение дали ему силы собрать первую сумму на изготовление землечерпалки, которая в 1904 году после первой недели своей работы дала результаты. А в течение следующих недель он имел уже в своем распоряжении огромную коллекцию оружия, глиняной утвари, обсидиановых ножей, драгоценных украшений, изделий из кости, перламутра и горного хрусталя. Драгоценные находки перемежались с костями детей, мужчин и женщин, которых постигла не самая приятная участь. Так был развенчан миф о том, что в колодец бросали только прекрасных девственниц. Хотя, как считается, одной из находок были сплетенные в мертвой хватке два скелета, один из них женский, принадлежащей жертве, которая, наверное, во время ритуала от шока и страха вцепилась в жреца мертвой хваткой и утянула его вместе с собою на дно. И если когда-то это место вселяло мистический страх и трепет, окруженное храмовыми постройками, темным оком оно смотрело на своих жертв и почитателей, то теперь воронка заросла кустарником, а вода приобрела болотный оттенок, превратив священный колодец в грязную дыру.
Возвращаемся на центральную площадь, на которой начинают скапливаться пока еще редкие группы туристов, занимая ухоженные газоны, снабженные системой орошения. Даже разрушенные здания кажутся специально оставленными в таком состоянии, пытаясь показаться старыми, но на самом деле смотрятся, будто недавно последний плиточник, заполнивший швы и убравший пластиковые крестики, ушел с объекта на следующую стройку. В своей книге «Народ Змеи» Томпсон описывает первое впечатление от разрушенного города: «Постепенный подъем, извивающаяся между валами тропинка и большие деревья до такой степени напомнили мне лесные прогулки на родине, что меня буквально потрясло, когда я, наконец, понял, что валуны, мимо которых я проходил без особого внимания, имели обтесанную поверхность и служили некогда резными колоннами или скульптурными опорами. Потом, когда я начал понимать, что ровная, заросшая травой и кустарником поверхность — не что иное, как терраса, сделанная руками древнего человека, я поднял голову и увидел над собой огромную каменную громаду, упирающуюся вершиной в небосвод, и все остальное сразу было забыто. Террасовидную пирамиду, облицованную плитами известняка, с широкими лестницами, ведущими наверх, увенчивал храм. Другие здания, высокие холмы и разрушенные террасы оказались погребенными в зарослях джунглей, и только темно-зеленые возвышения на горизонте говорили о том, где они некогда находились. Перо писателя и кисть художника бессильны выразить чувства, которые возникают при виде пепельных стен этих древних сооружений, ярко освещенных тропическим солнцем. Старые… изъеденные временем, суровые, внушительные и бесстрастные, они возвышаются мощными громадами над окружающей местностью, и не находишь слов, чтобы описать их. Развалины города Чичен-Ицы занимают пространство в три квадратных мили. По всей этой площади разбросаны тысячи резных и обтесанных камней и сотни рухнувших колонн, а бесформенные руины и контуры стен огромных полуразрушенных строений видны на каждом шагу. Семь массивных построек из резного камня, сцементированного необычайно крепким раствором, имеют отличную сохранность и почти пригодны для жилья. Их фасады, хотя и серые, мрачные и изборожденные временем, подтверждают мнение, что Чичен-Ица — один из величайших в мире памятников древности».
Конечно же, теперь все изменилось, разрушенные колонны встали ровными рядами, утратив лишь своды, погребенные под слоем земли и дерна террасы и пирамиды расчищены и восстановлены. Город, безусловно, преобразился, стал ли он таким же, каким был? Вряд ли. Стал ли он лучше, чем его впервые увидел Эдвард? Теперь рассуждать бессмысленно. Город встретил нас своей нарядностью и статью, какую имеет теперь, и тысячи новых туристов вслед за нами увидят его в такой же одежде с легким налетом лоска, седым, но надушенным и в дорогом костюме. Осмотрев сотни колонн Grupo de las mil columnos, мы завернули на юг к древней обсерватории и ряду храмов, находящихся чуть поодаль. По дороге в дебрях деревьев я разглядел сенот Xtoloc, стены которого были намного положе, да и вид не такой устрашающий, как у Священного сенота. На обратном пути нас все больше и больше окружали толпы людей. Продавцы сувениров, расположившиеся вдоль основных дорожек стали наперебой зазывать покупателей, как будто включились в режим «оповещение», еще буквально несколько часов назад не обращавшие на нас никакого внимания.
Среди туристических групп постоянно попадались самые заядлые путешественники по миру – японцы. Кажется, будто они наиболее любопытная нация из имеющихся на нашей планете. Они без устали меняют одни самолеты на другие, пересаживаются с автобуса на автобус, ждут в портах своих судов. Вместо того чтобы на склоне лет наслаждаться тишиной и покоем, любоваться падением осенних листьев и цветением сакуры весной, сидя на веранде, они неустанно стремятся в государства, которые никогда не видели, и чья культура в корне отличается от привычной им в Стране Восходящего Солнца. Они будто не получили за всю жизнь и капли необходимых им впечатлений, и стараются в оставшиеся годы наверстать упущенье своей молодости. Возможно, дело в том, что миллионы японцев долгое время жили в полной изоляции от остального мира, политикой которых было не допустить в свой мир чужеродной культуры. Занести грязь и инородные тела в государственные устои, пестующиеся веками и регулярно омываемые кровью враждующих династий. Они не хотели оскорбить своих предков чужими моралями и догмами и поддерживали родовую память на протяжении многих поколений. Но в мире меняется всё, и этот идеальный занавес, созданный взмахом самурайского клинка, пал. И теперь потомки стараются насмотреться на мир не только за себя, но и за всех своих предков, преодолевая моря и пустыни, горы и равнины, холод и жару, снег и дождь. Они расплачиваются за все: за трудность для них английской речи, за иностранную валюту, за непривычную еду, за то, что их внутренний мир, формировавшийся в изоляции, не похож на другие, за то, что их уникальность стала для них дамокловым мечом, преследующим их, куда бы они не отправились. Этот народ, находившийся долгое время в изоляции, после обретения внешней свободы (а внутренняя так и осталась принадлежать их чести и совести) пустились во все тяжкие. И если молодые люди в поисках себя придумывают все новые и новые субкультуры, заражая ими весь мир, но не могут при этом найти самоопределения в жизни, взрослые, загнанные корпоративными устоями и навязанными ценностями в офисное рабство, проводят буквально всё свое время на работе, там же ночуя, принимая еду и развлекаясь, то старшее поколение, создав фундамент мировых корпораций электроники и автомобилестроения, покинуло перенаселенные города, отправившись в мировое турне. Я не знаю, сколько времени это будет продолжаться, но в глазах каждого путешествующего японца я вижу бездонный океан, готовый проглотить еще бесконечное количества эмоций и впечатлений, ни оставляя и крупицы насыщения ими своим хозяевам.
Возвращаясь по недавно пустовавшим тропинкам, теперь заполненными людьми, мы совершенно случайно встретились с нашим «старым знакомым». Дмитрия мы видели первый раз почти неделю назад около Паленке, откуда он отправился в путешествие по Юкатану по часовой стрелке, мы же избрали направление против часовой, и вот кольцо замкнулось в Чичен-Итце, создав еще одну веху встреч людей одной национальности на далекой мексиканской земле. Проговорив полчаса, мы распрощались в надежде, что, возможно, в одной из стран Центральной Америке нам удастся встретиться снова. У каждого из памятников уже безраздельно властвовали по нескольку туристических групп, а обратная дорога от центральной пирамиды к входу в парк и вовсе превратилась в сплошной людской поток. Около турникетов образовалась значительная очередь, создав пятнадцатиминутный затор, впрочем, на покидающих археологическую зону это никак не сказалось. Через полчаса мы были рядом с утренним рестораном, напротив которого располагается наиболее посещаемый туристами сенот Ik-kil.