«На этом перекрёстке истории я готов
заплатить жизнью за доверие народа»
Сальвадор Альенде
Шум автовокзала ворвался в салон, как только водитель открыл дверь автобуса. Пассажиры неспешно, пытаясь согнать утреннюю дремоту, стали гуськом выползать на улицу. Мы вклинились в их шеренгу и в результате очутились на асфальтной парковке, наполненной сотнями людей и тысячами звуков. Шуршание пакетов, крики портовых птиц, стук колёс тележек, гомон толпы, рёв двигателей, голоса системы оповещений и многое другое стало тем, что соткало в голове первые образы этого портового городка – Вальпараисо, бывшего в девятнадцатом веке и в начале двадцатого, до создания Панамского канала, главным тихоокеанским портом Южной Америки.
Напротив вокзала, совершенно контрастируя с окружающими домами, выросло, словно вулкан посреди поля, здание государственного суда. Удивительно, как такую махину смогли уместить в центре города, не нарушив общей застройки, лишь прямо за зданием практически вплотную примкнула Церковь двенадцати апостолов. Говорят, что градостроительный план не так давно был существенно пересмотрен. Вверх по склонам потекли многочисленные цветные домики, разлинованные локонами улиц, струящихся к берегу океана. Эти маленькие цветные коробки, больше напоминающие разбросанный детский конструктор, плотно улеглись на холмах, полукольцом сжимающих небольшую бухту. Спички опор, иглами протыкающие каменистую породу, с трудом поддерживают салатовые, апельсиновые, свекольные и лимонные фанерные фасады. Кажется, нет ничего более временного, чем этот город, ставший от этого самым что ни на есть постоянным. Здесь на причалах стоят эсминцы и военные катера, а в доках разгружаются десятиэтажные морские контейнеровозы. Здесь узкие лестницы цепляются за стены домов, карабкаясь к вершинам холмов, а фуникулёры, дребезжа блоками и скрипя тросами, переносят пассажиров по склону гор сверху вниз. Здесь каждый — художник, а весь город — единое полотно для искусства.
Тем сложнее принять, что именно в этом городе родился Аугусто Пиночет, свергнувший своего земляка Сальвадора Альенде, отсюда начался военный переворот 1973 года, когда суда ВМС Чили расстреляли порт и город, убили матросов, верных правительству, и высадили десант. На семнадцать лет страна перешла в руки к диктатору. Именно с этими двумя именами связана вся история города в двадцатом веке, затмившая остальные события, произошедшие с ним за полтысячи лет с момента его основания.
По узким улицам Вальпараисо можно гулять бесконечно. Изображённые на стенах плеяды миров затягивают тебя в свою пучину. Столько персонажей, родившихся и живущих в городских джунглях, вряд ли можно себе представить даже в диснеевских мультфильмах. Этот город – художественная галерея, доступная для посещения каждому. Нити проулков ныряют сквозь заросли граффити, то спускаясь практически к морю, то опять вздымаясь на вершины холмов. Часть из них заканчивается тупиками, забитыми частным транспортом, каким-то чудом умудряющимся разъезжаться в этих ломаных лабиринтах, часть венчается прогулочными террасами, с которых обнажаются открыточные виды побережья и соседних склонов, поросших деревянными зданиями всевозможных цветов. Продавцы картин и сувениров томно смакуют разговоры, нисколько не заботясь о своих продажах, словно занимаются этим лишь ради интереса. Местные собаки лениво таращатся на проходящих мимо прохожих. Музыканты вплетают в воздух сладкие звуки индейских ритмов. Где-то внизу, у берега, суетится автотранспорт, рассекая магистраль, проходящую вдоль всей бухты, а рядом с нею две стальные ленты железной дороги качают из стороны в сторону пригородные электрички.
Один из холмов заметно выдаётся остриём вглубь равнинной части города, едва не достигая главных улиц, рассекающих город вдоль побережья. Его крутые каменистые склоны, будто оплавленные свечным огнём, тают под солнечными лучами, сверкая натёртыми до медного блеска пятнами бликов. По гребню вычерчен белый каменный забор полутораметровой высоты, чётко повторяющий контур горы. Кое-где видны бетонные пломбы склона – шрамы от прошлых осыпей. За забором – городское кладбище со старыми и не очень склепами, часть из которых, видимо, давно пустует. Среди надгробий кое-где проступает старая сводчатая кладка красного кирпича, обильно засыпанная землей и подточенная временем. Над крестами и скорбными ангелами возвышаются стеклянные фасады высоток, торчащих из прибрежной зоны Вальпараисо. Чуть в глуби, через узкую дорогу, второе и третье кладбище, одно из которых – диссидентское. Словно эти люди были заражены какой-то неизлечимой болезнью, отчего даже после смерти их изолировали от остальных погребённых. На узких тропинках среди могил и склепов практически никого нет, но свежие цветы — не редкость.
От самого основания горы пёстрый вагончик фуникулёра тащит по рельсам пассажиров наверх. Его старый, иссушенный морскими ветрами корпус скрипит и раскачивается на ходу, из поцарапанных мутных стёкол торчат любопытные лица, следящие за медленным набором высоты. Некоторые станции имеют отдельные здания, аккуратно пристроившиеся среди бесшабашных цветных домов, другие настолько вписаны в существующую застройку, что найти нужный подъезд оказывается довольно непростым занятием, и только благодаря уже выгоревшим от времени надписям это становится возможным. Часть фуникулеров вот уже как несколько лет замерла в неподвижности, покрываясь год от года рыжим налётом ржавчины и шелухой облезающей краски. Пойдут ли они снова, а если и да, то останутся ли такими же транспортными жилами города, какими были раньше?
Торцевая дверь фургончика закрывается, срезая, как острый керамический нож, окружающие звуки террасы, и еще какое-то время мы остаемся неподвижны, предоставленные сами себе. Резкий толчок, клацанье колес на наклонных рельсах, гул центрального блока и шум маятникового троса, тянущего нижнюю кабину наверх и одновременно опускающего нас к подножию. Бетонный искрошившийся стилобат с закрепленными на нём рельсами, проглатывается дном нашей кабинки, и полосы морщинок исчезают друг за другом из поля моего зрения. Медленно близнец вагонетки набегает на нас, нацелившись в меня нарисованным широко раскрытым глазом, и вот, когда кажется, что столкновение уже неизбежно, он проходит по соседним путям, карабкаясь все выше наверх. Кабинка начинает тормозить, приблизившись к посадочной платформе, теперь уже противоположная дверь открывается, и мы через турникеты выходим на улицу.
На круге бульвара Архентино Поньенте друг за другом с промежутком в несколько минут старенькие немецкие троллейбусы пятидесятых годов подбирают пассажиров и несут по улице Педро Монт вплоть до самой Пласа Вэльригт у подножия холма с Морским музеем. Внутри деревянная отделка, в некоторых встречаются даже скамьи из полированной рейки, здесь как-то чувствуешь себя по-особому, вдыхая историю, чувствуя её ритм. Словно ты оказался одет в тёмное длиннополое пальто и фетровую шляпу и с саквояжем в руке спешишь по делам в командировке где-нибудь в Мюнхене или Нюрнберге. Вокруг кокетничают фройлены, а на соседнем сиденье обсуждают возможность пересесть на отечественное баварское авто. Но вот уже далеко не Леопольдштрассе, а остановка возле вокзала, который, зарядив очередную порцию пассажиров в автобусы, выстрелит их по шоссе в новые неизведанные мной города.
Вальпараисо оставил внутри меня странные ощущения одновременной обветшалости, грации и тонкого вкуса. Его неухоженность и растрёпанность – это не неумение следить за собой, а философия, которую он не пытается навязать остальным, но с удовольствием поддерживает среди своих последователей. Может быть, поэтому сюда стекается такое количество художников, писателей, творческих личностей и просто свободомыслящих людей. Ведь, как это ни странно, здесь нет мишуры туристического города, шика морских курортов или столичного богатства, хотя близость к подобным городам крайне сильна. Но гуляя по старым бетонным лесенкам, любуясь деревянными каркасами домов, разукрашенными настоящими произведениями искусства, вдыхая терпкий морской воздух, чувствуешь едва уловимые пряные нотки бесшабашности и импульсивности. Хочется прорастить крылья, чтобы взмахнуть ими во всю силу, почувствовать упругие потоки воздуха под маховыми перьями, ощутить направления ветров. Хочется увидеть этот город сверху, где множество и без того мелких домов превратятся в крошечные цветные крапинки, украшающие холмы. И может, в этом рисунке я открою для себя то, что ищу уже так давно.