Мягкие солнечные просторы, покрытые густой сочной травой. Длинно хвойные горные сосны и деревья, напоминающие своей листвой и стволом российские березы, радуют наш глаз, уставший от выжженных саван и гористых прерий. В далекой синеве прорезаются невысокие хребты гор, окаймляющие долину. По дороге то и дело встречаются крупные благоустроенные ранчо, кафе и отели. Не чувствуется такой грязи, как в Никарагуа, и предвзятости, как в Гватемале. Здесь все какое-то близкое, почти родное, недаром для русского человека название этой страны сразу же находит отклик в душе, как никакое иное центральноамериканское государство. При слове «Гондурас» у каждого начинает что-то шевелиться глубоко в сердце, а на лице появляется улыбка. Мы практически ничего не знаем об этой стране, а они о нас, но это не мешает нам чувствовать побратимость с этим народом.
Гондурас считается самым отсталым государством Центральной Америки. Десятилетия переворотов и революций ослабили страну, не дав ей развить промышленность и высокие технологии. И как столетие назад, она до сих пор считается «банановой республикой». Еще в девятнадцатом веке крупные компании США выкупили плодородные земли Карибского побережья под плантации кофе и бананов, надолго обосновавшись в этих землях. С тех пор их влияние на политическую ситуацию было крайне велико. Множество интриг, подкупов, запугиваний держало страну в узком коридоре развития, выгодном для Северной Америки. Но, кроме политических игр, США подтолкнула север страны к преобразованиям. Там строились дороги, прокладывались железнодорожные пути для перевозки грузов к побережью, возводились порты и электростанции, в отличие от нагорного юга, где отсталое земледелие, скотоводство и горная промышленность едва находились на пути своего становления. И сейчас треть населения безграмотно, две трети находится за чертой бедности, а государственная система претерпевает постоянные изменения.
Сан-Педро-Сула является вторым по величине городом страны и чуть ли не первым по значению. Здесь сходятся все узловые магистрали, транспортные потоки южного, северного и западного направления пролегают через него. На окраине расположен гигантский автобусный терминал, и ни один регулярный рейс, связывающий отдаленные города страны не проходит мимо этого логистического центра. Несмотря на свой ухоженный и благородный облик, этот город по статистике является самым опасным городом мира, ведь здесь на сотню тысяч душ населения приходится сто шестьдесят девять убийств. На улицах Сан-Педро-Сулы по стечению обстоятельств мы оказались поздно вечером в поисках жилья и еды. И если до гостиницы от автовокзала добирались на такси, то в поисках ужина отправились на своих двоих. Безлюдные перекрестки, разлетающиеся из-под ног гигантские тараканы, мрачная тишина – всё, чем смог встретить нас город. Даже убийцы, скорее всего, предпочли остаться дома, нежели гулять по недружелюбным кварталам мегаполиса. Не встретив на улице ни единой души, не считая столпившихся в кучу у своих машин таксистов, мы вернулись в отель, так как все кафе оказались закрытыми. На следующий день мы тронулись в путь.
Асфальт срывается в булыжную мостовую, мост преграждают два балларда, сквозь которые то и дело протискиваются автомашины, но их внутренние бока уже изрядно стерты, что говорит о том, что далеко не весь транспорт остается без повреждений. Автобус притормаживает и выбрасывает нас на зарубцевавшемся бетонном берегу маленькой речки. Идем искать отель. Тихие улицы Копан-Руинаса скользят по склону холма, стекаясь к центральной площади. Изредка встречающийся местный народ разбавляется туристами, прогуливающимися в поисках еды или сувениров. Двухэтажные каменные симпатичные дома улыбаются окнами квартир и магазинов. Отдаленные улицы тают в темноте ночи. Собаки-бродяги еле заметными призраками скользят вдоль каменного цоколя зданий. Немного в отдалении видим табличку отеля и сворачиваем внутрь.
На следующий день, вдоволь изнежившись сном на превосходных кроватях, ныряем в хитросплетение улочек и уже через четверть часа оказываемся на противоположной стороне. Город остается позади, а мы по хрустящей обочине асфальтной дороги устремляемся к входу в археологическую зону. Копан является самым южным культурным и политическим центром цивилизации майя. Он располагается всего лишь в нескольких километрах от границы с Гватемалой, но так уж сложилось в истории, что оказался на территории Гондураса, поэтому и эта страна теперь может греться в лучах исторической славы древней культуры. Несмотря на то, что единой империи, как например инкской, у майя не существовало, а постоянные войны между соседними городами-государствами были в рамках обычной жизни, Копан поддерживал отношения с такими соседями, как Тикаль, Калакмуль, Паленке и другими. Население окружающих территорий разговаривало как на языках майя, так и на других наречиях не майянской группы. Разнообразие находок из обсидиана, перламутра, нефрита и золота, оказавшихся здесь из разных уголков Центральной Америки заставляет только восхититься налаженными торговыми связями с удаленными областями цивилизации. Город просуществовал несколько сотен веков и угас вместе со многими другими очагами культуры майя в девятом веке. Копан в первую очередь известен большим количеством стел, возведенных в последний век расцвета индейской цивилизации. Часть из них так и осталась расположена на центральных площадях археологической зоны, другая же разместилась в музее, находящимся неподалеку от руин. Кроме этого, в нескольких комплексах устроена сеть туннелей, часть их создана древними зодчими, а часть проложена археологами для изучения более древних слоев храмов. В Копане так же как и в других древних городах, было принято возводить новое сооружение на месте старого, засыпая его слоем грунта и заново облицовывая свежим слоем кладки с орнаментами, иероглифами и изображениями божеств. Самым известным сооружением города является иероглифическая лестница, возведенная при Вашаклахун-Убах-К’авиле, Количество символов найденных на её каменных ступенях превышает две тысячи. Но, к сожалению, до нас дошли лишь пятнадцать из шестидесяти трех ступеней, остальные же были реставрированы без смыслового порядка. На центральной площади также разместилось огромное поле для игры в мяч, украшенное каменными головами попугаев ара. Иллюстрированные реконструкции американки Татьяны Проскуряковой, являющейся уроженкой Томска, как нельзя лучше передают образ величия и монументальности архитектуры Копана. Кроме этого она создала реконструкции многих городов майя, в чем ей, несомненно, помогло архитектурное образование Пенсильванского государственного университета. Она с энтузиазмом подошла к своей работе, прорисовка и детальные образы городов поражают своей правдоподобностью и гармонией. Кроме этого она внесла свою посильную лепту в расшифровку майянской письменности, а так же отстаивала метод Кнорозова в западных кругах, разбивающий в пух и прах теорию Эрика Томпсона, являвшегося на тот момент непререкаемым экспертом-майянистом.
Нас провожают ослепительное жаркое солнце, несмолкаемый птичий гомон, среди которого слышны крики попугаев ара, сидящих гроздьями на ветках деревьев, и застывшие монументальные руины древнего города. Мы последний раз гуляем по свежескошенным лужайкам, отливающим безжизненным золотом и жадно глотающим капли воды, ныряем на узкие дорожки среди сухожилий джунглей в поисках едва заметных строений, прыгаем по высоким неровным ступеням пирамид, взрыхленных корнями деревьев. Немногочисленные посетители бродят по территории, щелкая затворами фотоаппаратов и разглядывая диковинные резные панели известняка. Мы же в последний раз оглядываемся на молчащие исполины позапрошлого тысячелетия.
Столько всего чудесного подарил нам мир майя, приподняв буквально на мгновение вуаль своей загадочности, но этого хватило, чтобы навсегда посадить росток любви и любопытства к истории и культуре уникального народа, настолько далекого от европейского человека, насколько марсианский ландшафт далек от озерных краев Карелии. Мы покидаем этот мир сотен богов, мир какао, серебра и золота, мир кровавых жертвоприношений и мир игры в каучуковый мяч, мир одежды и головных уборов из сотен видов перьев, мир загадочного языка и письменности, мир жажды и боли, повиновения, разочарований, смерти и нового возрождения. Мир, где потонули чьи-то мечты, где затухла великая цивилизация, мир, где во имя Господа о сухожилия и кости иноверцев тупились мечи и вились клубы дымного пороха, но это была уже другая история, в которой были индейцы, но не было той могучей империи, основавшей грандиозные города, вознесшиеся над морями джунглей и поправшие своими храмами небеса.