Глава 5.7 Мехико. Загадки прошлого.

«На свете много людей,

которые не могут читать книги,

а в Мексике их особенно много»

 

Теплые каменные плиты площади. Грандиозный штандарт, уступающий разве что флагштоку на пекинской Тяньаньмэнь. Люди, сидящие на камнях и жмурящиеся в лучах солнца. Брутальные полицейские доджи, с воем проносящиеся по смежным улицам. Прошло всего лишь несколько дней, а я снова оказался в полюбившемся мне Мехико. В этот раз, не оглядываясь по сторонам, мы отправляемся к Национальному дворцу. Хотя на каждом из входов стоят охранники, отправляющие нас к следующим воротам, мы все-таки оказываемся внутри на территории замкнутого основного двора. Дворец как две капли воды напоминает королевские резиденции Мадрида, но в отличие от них, складывается впечатление, что владелец решил их собрать все вместе в одном центре, создав при этом комплекс, включающий в себя семнадцать внутренних площадей и тысячи комнат, и кто его знает, представляют ли хранители дворца его реальные размеры и знают ли все скрытые проходы этих коридоров. Когда-то на этом месте стоял дворец Монтесумы, но, так же как и многие великие памятники тех эпох, был уничтожен, чтобы максимально быстро стереть его из памяти современников и заставить примириться с действительностью. На месте дворца одной великой империи был возведен дворец другой, новой. Охрана с металлоискателями проверила наши вещи и разрешила пройти дальше. Мы поднялись по лестнице, также как и многие стены второго этажа расписанной в стиле муралистов. Диего Ривера детально выписал персонажей индейской культуры, владевшей этими землями до прихода Кортеса, и создал ряд фресок, раскрывающих общую картину покорения месоамериканской культуры, борьбу за независимость, войны с американцами и французами и революцию. Яркие краски, однозначные персонажи и сильные эмоциональные переживания по задумке муралистов должны были, как ничто иное, нести культуру и просвещение неграмотному в своей массе мексиканскому народу. Художники пытались с помощью живописи на стенах общественных зданий на доступном простым жителям языке донести открывшиеся им истины. И хотя раньше их творчество было больше политическим, чем культурным, я думаю, что искусство граффити стало успешным последователем их традиций. И пусть новое течение не имеет основной ветви и центральной идеи, художники в меру своей возможности выражают в работах свое видение мира, их творения смотрят зрителю прямо в душу, не используя призму языка, как ненужного посредника для контакта между людьми и образами. В память мексиканского народа на долгие годы войдут имена таких людей, как Ороско, Сикейрос и Ривера, проповедующих борьбу человека за идеалы в окружающем жестоком мире,  раскрывающих свое отношение к нищете и забвению, описывающих человеческие добродетели и пороки. Так и сегодня работы безымянных городских художников раскрывают нам привычные рамки окружающего мира, погружая нас в киберпространства или фентезийные реальности псевдопрошлого.

Доступные залы дворца наполнены произведениями авангардного искусства, реликвиями европейского и азиатского прошлого, работами  модных современных художников, в лабиринте залов мы даже встретили несколько классических работ славянской иконописи новгородской и владимирской школы. Находясь в музеях современного искусства, я не пытаюсь понять, что хотел передать своими творениями художник, я пытаюсь почувствовать, ибо как можно понять банки из-под томатного супа Энди Уорхола или магазинную тележку Джеймса Сихафера. Часто произведения в музеях современного искусства не находят во мне отклика, но к некоторым работам мексиканской галереи я почувствовал эмпатию.

Во дворце для общего посещения открыта лишь малая толика помещений, но как залы конференций, комнаты совещаний и музейные помещения  с ценными столешницами, помнящими ни один десяток подписанных исторических документов, так и площади с оранжереями кактусов и хвойных деревьев внушают глубокое уважение к этой уникальной государственности, построенной на симбиозе самобытной культуры индейцев и холодной расчетливости Европы. Мы покинули дворец и еще раз прошли по улице 5 de Mayo до Bellas Artes , где нам удалось попасть внутрь, чтобы посмотреть на прекрасно отточенные формы мраморных колонн, балконов и спиралевидных лестниц, соединяющих своими скелетами несколько этажей внутреннего пространства.  После этого, пройдя через реконструируемый Центральный парк, мы дошли до собора, расположенного на avenu Hidalgo, огороженного металлической сеткой и в основной своей массе заставленного торговыми лотками. Через семьсот метров, двигаясь вдоль улицы Lazaro Cardenas, мы попали на площадь Garibaldi, на которой в обычное время стоят группы музыкантов, соревнуясь друг с другом в мастерстве исполнения зажигательных мексиканских ритмов. Традиция появления марьячи, как ни странно, пришла от французов в то недолгое время господства на этих землях виноделов и сыроваров, когда они по своей традиции на свадьбы и другие мероприятия заказывали ансамбли живой музыки,  самоорганизованные оркестры получили наибольшее распространение, сохранив эту культуру до сих пор. Но, к нашему сожалению, на площади не оказалось ни музыкантов, ни их слушателей, единственный ансамбль, стоящий рядом с площадью не соизволил исполнить ни единой ноты, не найдя в нашем лице ни одного шанса быть купленными на какое-либо мероприятие. Несмотря на более-менее ухоженный вид самой площади, то тут, то там появлялись люди неопрятного вида без определенного места проживания, попрошайки то и дело пытались выторговать пару монет, чумазые дети валялись в пыли на земле и мостовой. Не став особо здесь задерживаться, мы отправились на улицу Пятого Мая отведать так приглянувшейся нам в Мехико местной выпечки.

Утром следующего дня мы отправились в один из интереснейших районов Мехико, заселенный культурной богемой. Среди высокоэтажного, покрытого смогом города, довольно сложно представить район с колониальной атмосферой, с цветущими пышными гирляндами ветвями деревьев, со скачущими по паркам белками, с узорами низких каменных зданий. Один из домов этого района с синими ажурными окнами принадлежал художнице, жене Диего Риверы, Фриде Кало. Дом-музей до сих пор сохранил экстравагантный антураж внутреннего убранства и несколько сотен работ и фотографий из личного архива художницы. Другое здание, напоминающее купеческую резиденцию, после покорения индейцев стало домом Кортеса вплоть до его кончины – скромные апартаменты для великого конкистадора своего времени. Сейчас на территории данного комплекса располагается несколько административных учреждений, включая мэрию, благодаря которым исторический шарм этого места полностью погребен под кипой бумаг и массой бюрократических процедур.

Мы сидим на скамейке в парке Сентенарио, с видом на фонтан со статуей  двух резвящихся в потоках воды волков, рядом с нами скачут белки, совершенно не боящиеся людей. Они ловко спрыгивают со стволов деревьев, лишь завидев любую возможность полакомиться чем-нибудь, и, схватив понравившуюся им еду, моментально исчезают на ветвях. Вдоволь насмотревшись на пляски белок, мы перешли к площади Идальго, где, несмотря на рабочий день, отдыхало большое количество людей. Кто-то прогуливался по скверу, парочки обнимались на скамейках, люди в униформе монтировали тентовую галерею для какого-то мероприятия. Воздух был чист от будничной суеты, в нем витали тонкие нотки запаха выходных, аромат свежей выпечки и кофе. Вдыхая эти божественные флюиды и идя в сторону источника запаха, мы и сами не заметили, как оказались рядом с кондитерской. С витрин, выставляя хрустящие аппетитные бока, на нас поглядывали круассаны, коржики, плетенки, корзиночки, пончики, сочени, ватрушки и много другой не менее вкусной выпечки. Не став отказываться от соблазнов чревоугодия и вооружившись подносом и щипцами, мы прошлись среди рядов, выбирая понравившиеся нам десерты. На выходе услужливый полицейский помог нам разобраться с неработающей кофе-машиной. Получив заветное капуччино и несколько булочек, мы вернулись в парк и, сев на скамейку, с наслаждением уничтожили лакомство вместо обеда.

Рядом с площадью на прилегающих улицах мексиканки в цветных одеждах продавали сувениры из дерева, ткани или бисера, часто здесь же их и изготавливая. Из некоторых кафе доносилась веселая задорная музыка, здесь любят собираться студенты шумными компаниями. На остальных же улицах практически никого нет, тихие безголосые тротуары, прижавшиеся к бордюрам припаркованные машины, гроздья цветов, спускающиеся с заборов к прохожим. Проходим несколько маленьких площадей в районе La Concepcion и Gomez Farias, и в результате оказываемся рядом с высокими стенами дома-музея Троцкого, больше похожего на крепость, чем на загородный коттедж. Этот дом, являвшийся оплотом известного революционера, не раз видел дула автоматов, очередями плюющих огнем в обитателей этого места, но, несмотря на более чем десяток покушений на Троцкого, ему не суждено было погибнуть от пули, а был он убит ночью ударом ледоруба в затылочную часть черепа. Комнаты его дома скромны, без роскоши и шика, все только самое необходимое, и единственной деталью, отличающей апартаменты от обычного крестьянского дома, являются стеллажи с книгами, среди которых изредка попадаются фолианты на русском языке. После проигрыша в борьбе за власть он сменил несколько стран, везде оказываясь нежелательной персоной, и был объявлен Сталиным врагом народа и организатором мощной террористической группировки против Советского Союза, но единственным доступным ему оружием было острое перо. Известный писатель Бернард Шоу писал о стиле его произведений: «Когда этот человек отрезает голову оппоненту, то поднимает ее, чтобы показать, что в ней нет мозгов». Лев работал каждый день, прерываясь лишь на сон и еду, создавая свой идеальный мир, не подошедший нашему реальному обществу, и ушел, но оставил после себя большое количество последователей и поклонников его творчества не только в Мексике, но и во всем мире. На его похороны явилось несколько десятков тысяч человек, а теперь люди приходят в небольшой тихий садик, где когда-то гулял идеолог утопичной доктрины и кровавой октябрьской революции.

Днем следующего дня, согнав с себя остатки сна, мы отправились в самый большой в Латинской Америке городской парк Чапультепек. Это излюбленное место для воскресного посещения местными жителями. Уличные представления, прогулки на лодке, игры в футбол, пикники, масса сладостей и бесплатное посещение музеев в этот день – вот неполный список развлечений, доступных мексиканцам. Хотя мы уже и побывали в этом парке, посещая антропологический музей, но сделать неторопливый моцион нам удалось только сейчас. Большое количество деревьев, в хаотичном порядке произрастающих на территории, плутающие между ними дорожки, озера, занимающие центральную часть, стелы и памятники, украшающие небольшие площади создают неповторимый образ этого места. Парк прорезает бульвар Paseo de la Reforma, построенный королем Максимилианом по образцу Елисейский полей в Париже. Вид парка находится в том состоянии, когда его нельзя еще назвать запущенным, но и ухоженным он далеко не является. Здесь нет лужаек для отдыха, как в  Центральном парке Нью-Йорка, и нет структурированности и четкой планировки, как в мадридском Ретиро, в нем присутствует некоторая суматошность и бесшабашность. Он будто дикий зверь пойманный, но посаженный не в клетку, а на поводок. Здесь вместо четких прямых пешеходных дорожек – плавные линии тропинок, вместо пирамидальных тополей и аккуратных сосен – разлапистые мексиканские кипарисы, вместо искусственных прямоугольных прудов – изогнутые лекала озерных берегов. И в воскресенье все заполнено людьми. Пробираемся сквозь потоки посетителей к «холму кузнечиков», на вершине которого располагается дворец Чапультепек, бывшая королевская резиденция, которую в войне 1847 года с Северной Америкой горстка молодых кадетов защищала до последней капли крови. На этом месте когда-то располагалась летняя резиденция Монтесумы II. Сейчас в бывшей резиденции Максимилиана фон Габсбурга в двадцати залах представлена выставка Национального музея истории от испанского завоевания до революции.

У подножия холма стоит большая очередь на маленький стилизованный паровоз, который доставляет людей на вершину за приличное денежное вознаграждение. Решаем прогуляться пешком, предоставив возможность томиться в ожидании  пожилым людям и родителям с детьми. Поднимаемся на холм, где стоит такая же очередь на спуск, а у входа в музей столпилось огромное количество человек, пользующихся правом бесплатного посещения музея. Не имея такой возможности, покупаем билет и проталкиваемся сквозь толпу к воротам. На дворцовой площади тоже уйма людей, стремящихся ухватить свой ломоть от культурного наследия Мехико. Дворец представляет собой роскошное двухэтажное здание, балконы второго этажа которого полностью остеклены. Не знаю, сделано ли это для защиты от падений через довольно низкие каменные перила или для какой-то другой цели, но это не добавляет зданию исторического шарма. В залах большое количество мебели и отделки в стиле ампир и барокко с массой бархата, позолоты, дорогого дерева и мозаичного паркета. От переизбытка предметов глаз не за что не цепляется, а скользит по пространству, испещренному мелкими деталями. Не удивительно, что любовь Максимилиана к французской культуре сказалась и на внутреннем убранстве дворца, воссоздав образы европейских оплотов королевских семей. Среди большого количества экспонатов меня больше всего заинтересовали старые карты Мехико, по которым можно просмотреть развитие города на протяжении нескольких веков, а так же коллекция гравюр и зарисовок, посвященных войне с Соединенными штатами Америки. Но не предметы роскоши составляют истинную красоту этого места, а парк, разбитый на крыше здания, и вид на город, открывающийся с мраморных балюстрад. Проходим по периметру здания, глядя вниз с холма на вершины деревьев, заполняющих собой все прилегающее к дворцу пространство, вдали виднеется Памятник юным героям и тянущийся за ним бульвар Paseo de la Reforma, вдоль которого стоят шеренгами высотки, сверкающие своими витражами. Когда-то здесь неспешно бродили королевские члены семьи, думая о политике, а может о несчастной любви, в тени деревьев решались судьбы городов, а в коридорах создавались заговоры, на мраморных ступенях играли дети под присмотром гувернанток, а на стенах оставались следы от пуль штурмующих дворец дивизий. Все кануло в прошлое, и теперь тысячи любопытных туристов бродят по дворцу, ставшему музеем, чтобы понять, как жили люди, решающие судьбы целой страны более сотни лет назад.

На следующий день мы пробираемся среди нагромождения машин на север города к небольшому холму под названием Тапейяк, где находятся две базилики, старая и новая, с главной святыней католиков Латинской Америки – иконой девы Марии Гваделупской. Неимоверное количество улиц и улочек, где все что-то продают или покупают, увлекают нас вперед. Медленно плывем в узких проходах между лотками, заполненными людьми. Если кто-то что-то останавливается купить, то моментально встают все, создавая затор и пытаясь протиснуться сквозь движущийся поток в обратном направлении. Еле пройдя в таком темпе несколько кварталов, оказываемся на более спокойных тротуарах, но рядом со столь же заполненными автомобилями дорогами. Все кварталы кажутся неприметными и неотличимыми друг от друга, здания, в основном песочного цвета, иногда перемежаются с небольшими площадями, увенчанными памятниками революционерам или вождям индейских племен. В этих улицах сложно не заблудиться, и мы передвигаемся с помощью навигатора. И вот в очередной раз, пересекая надземный пешеходный переход, мы оказываемся на огромной площади, окруженной с двух сторон соборами, с третьей стороны выполненным в стиле кубизма крестом с часами и звонницей посередине, а с четвертой стороны высокими воротами, за которыми начинается широкий пешеходный проспект. Собор Нуэстра-Сеньора-де-Гуаделупе выполнен в классическом стиле смеси американского и европейского барокко с отделкой из красного облицовочного кирпича. Купола его, с четырех сторон обрамленные маленькими колоколенками, выполнены в желтом, но не золотом цвете, как мы привыкли в православии. Собор в 18-19 веке подвергся серьезной просадке на несколько метров, из-за которой один из углов базилики теперь завален на бок, что видно невооруженным взглядом стоя на площади. Теперь в старом соборе тоже проходят службы, но основные мероприятия проводятся в новой базилике, способной вместить до десяти тысяч посетителей, где теперь хранится главная реликвия католической Мексики. Конструкция нового храма спроектированного Педро Рамиресом Васкесом выглядит очень непривычно для нашего взгляда, как собственно и все католические соборы, построенные в наше время. Это круглое здание, имеющее внешнее сходство с цирком или ареной представлений в форме шатра, с неимоверно большим диаметром в сто метров, удерживающим свой вес с помощью одной центральной колонны. Крыша выполнена в форме циркового тента цвета морской волны, с продольными ребрами жесткости, похожими на складки, но со смещенным центром от главного входа здания. Купол венчает крест в несколько метров высотой. Главный вход представляет собой проход в стене размером сегмента градусов в шестьдесят, поддерживаемый только небольшими стойками. По всему периметру фасада выполнены витражи без четко прослеживаемого орнамента или сюжета. Заходим внутрь. В храме до сих пор идет служба, практически все места в зале заняты. Вид внутреннего убранства поистине эпический и напоминает больше картины художников-фантастов. Купол уходит вверх в единую точку, собираясь продольными ломаными линиями, обшитыми деревянными рейками. В центре с потолка свисают в разных высотах, но объединенные в единые ульи светильники, по форме напоминающие объемные соты. Торцевая стена напоминает подобие акустического экрана, выполненного из гигантских  рельефных пластин, призванных усилить произносимые с главной трибуны проповеди. Остальные стены покрыты витражами в замкнутом полукольце балконов второго этажа. В центре располагается подиум с трехрядной системой расположения кресел для священников во время проведения особых служб. Слева стена покрыта рядом флагштоков со знаменами разных государств, слева находится большой орган. По центру закреплена икона девы Марии Гваделупской, считающейся нерукотворной и явленной на свет обычному индейскому крестьянину почти пятьсот лет назад. Конечно же, до сих пор не утихают споры по поводу искусственного происхождения образа, созданного на накидке из кактусовых волокон, живущей не более четверти века, но хранящий образ девы Марии с 1531 года. И пока живо человечество, споры, так же как по поводу Туринской плащаницы и других чудес, не умолкнут никогда.

Дева Мария Гваделулупская стала матерью для мексиканского народа. К ней обращаются обычные крестьяне и аристократы, с ее образом отстаивали территориальную независимость и совершали революции, рожают детей и сдают экзамены в университетах, мафия идет на дело, а бизнесмены заключают контракты, молясь за успех предприятия. Иконки девы Марии можно увидеть везде: в кабинах дальнобойщиков и у уличных торговцев, на засаленной тесемке фермера и золотой цепочке светских львиц. С обращением к ней или в ее честь зажигаются ежедневно тысячи свечей и произносятся десятки тысяч молитв. Для многих она единственная их наставница и спасительница, и вереницы паломников идут к ней на поклон, от чего главная площадь никогда не бывает пуста.

Через пятнадцать минут служба заканчивается, и мы сквозь толпу паломников проходим поближе к центру зала. Атмосфера крайне необычна: футуризм и религия сливаются воедино. Несмотря на строгие каноны, католицизм старается шагать в ногу со временем, и не только не терять свою паству, но и привлекать молодежь. А ее здесь значительно больше, чем в наших православных храмах. Не единожды мы видели даже в маленьких городах церкви, построенные с отступлением от традиционных канонов, но может быть и из-за этого более привлекательные для людей.

Выйдя за храм, проходим вперед, где за крестом располагается еще одна огромная площадь, готовая вместить в себя несколько миллионов верующих, не способных в великие праздники попасть внутрь храма в связи с ограниченностью пространства, а особенно 12 декабря, считающегося днем явления нерукотворной иконы. Здесь стоит гигантский экран, по которому во время мероприятий проходит трансляция службы. За старым собором лестница, ведущая на вершину холма Тепейяк к еще одному храму. Над ступенями прокинуты арки, увитые зелеными гирляндами листьев. С верхней площадки открывается прекрасный вид на архитектурный ансамбль католического комплекса, сам же холм представляет собой старое кладбище. Спускаемся по северной части лестницы и заходим в небольшую капеллу del Pocito, в которой овальный купол украшен прекрасными неотреставрированными росписями европейской школы живописи. Вокруг здания существует множество провалов, постоянно устраняемых властями, но, говорят, капелла была построена на месте бывшего индейского алтаря с жертвенным колодцем, и наличие старых пустот дает о себе знать. Еще раз постояв в центре площади под неусыпным надзором массивных зданий старых и новых архитектурных традиций, прощаемся с этой смесью католической культуры разных периодов истории и выходим на проспект Де Гуаделупе, направляясь к станции метро.

Буквально через час мы оказываемся в центре города на уже неоднократно посещенной нами площади перед Дворцом изящных искусств. Но в этот раз мы интересуемся не отдельной улицей или зданием, а целым городом, и отправляемся на обзорную площадку, находящуюся на одной из городских доминант – Torre Latinoamericana, это сорокапятиэтажная высотка, расположенная на пересечении улиц Lazaro Cardenas и avenida Madero. В холле здания покупаем билеты, и нам выдают браслеты, позволяющие подняться на самый верх. В кабине лифта швейцар нажимает кнопку  верхнего этажа, и мы с плавным ускорением поднимаемся на последний этаж. Добравшись до тридцать седьмого этажа, вся толпа вываливается в просторное помещение, остекленное со всех сторон и имеющее кафе на несколько столиков. Основная масса народа прилипает к окнам, зачарованно глядя в беловатую дымку города, мы же проходим к другому лифту, который доставляет нас еще на пять этажей выше. После это по винтовой лестнице мы достигаем самого верха и оказываемся на сорок пятом, где из-за решетки, но без стеклянной защиты можно наблюдать панораму города.

Ровная гладь домов, прорезаемая кое-где небоскребами, расползается вширь, огибая холмы и уходя в белый шум смога. Среди этой карты легко находятся улицы и площади, пройденные нами пешком за последние дни, кварталы, изнутри выглядевшие для нас лабиринтом, теперь, оказавшись как на ладони, стали понятны и просты. Этот город уже перестал быть чуждым, в нем ощущается свой неповторимый шарм и одновременная мужественность, здесь хочется ходить еще, смотреть больше, давая ему раскрыться перед тобой. Завороженные красотой этих каменных джунглей, мы простояли на площадке до самого заката, дождавшись, пока солнце уйдет за горы, и сумерки начнут поглощать квартал за кварталом, а теплые закатные краски уступят место сизой пастельной палитре цветов. Еще через час здания пропали во тьме, но город запульсировал новыми огнями, огнями ночной жизни. Потоки красных и желтых точек, словно по венам, гнали по улицам свою безудержную динамику движений, оконные проемы, похожие на ячейки сот, мигали в хаотичном танце светом люстр и светильников, красные габариты небоскрёбов взмывали вверх ночного неба, чернота пригородов рассыпалась мириадами звезд, а энергия миллионов людей дышала в каждом импульсе ночного города. Он жил, жил каждым человеком, каждым его помыслом и целью, каждым движением и устремлением, он был один на всех. Он отдавал себя, без остатка и забирал взамен за это каждого, кто приезжал сюда и оставался навсегда. Это была столица государства, где из мечты ковалась реальность, а реальность настоящей жизни оставалось мечтой. Где люди не читают книги, грезя о чужой жизни или заучивая чуждые им правила, а строят свое будущее сами с нуля. Где, несмотря на перенаселенность, пробки и смог, люди рады, что достигли своей заветной мечты – жить в столице.  Таким я увидел город с тысячами масок и лиц, но прячущий свой единственный настоящий образ только для избранных. Такой стала для меня правда о Мехико с высоты ста восьмидесяти метров, так далекой от правды людей на улицах мегаполиса, борющихся каждый день за свое место под ярким мексиканским солнцем.