Ранее утро четверга. На улице, несмотря на поднявшееся с горизонта солнце, изо рта идет пар, и даже флиска не спасает от бьющего с завидной периодичностью озноба. Автобус выезжает из уже задыхающегося в утренних пробках города на шоссе, ведущее к Теотиуакану. Через полтора часа, спеша попасть в археологическую зону одними из первых, мы оказываемся перед входом на сайт. Распространенное мнение, что принадлежащий ацтекам город был ими же и основан, является заблуждением, так как пришедшие на эти земли ацтеки обнаружили город в запустении. Ацтеки назвали его «место, где люди становятся богами». В двадцатом веке археологи в поисках ценностей, пытаясь варварскими методами открыть кладку пирамид, полностью уничтожили верхний слой лепнины, довершив то, что начало несколько веков назад само время.
Что я ожидал от первого моего посещения археологической зоны в Мексике? Грандиозные постройки, витиеватые барельефы стен, красочные образы культурных традиций, искусно запечатленных на древней штукатурке? У нас есть впитанные с детства стереотипы джунглей, где среди буйной растительности, в удушающих хватках лиан, стоят рукотворные памятники индейцев – пирамиды, галереи и храмы. Возможно, в этом есть доля правды, относящаяся к городам майя, но от этого места я ожидал чего-то другого, особенного. Парковки еще совершенно пусты, около главного входа нет ни туристов, ни торговцев сувенирами. Кассир продает нам билеты, и мы проходим к порталу возле туристического центра. Вдалеке холмы, покрытые травой, отливающей золотом, на пути нам попадаются низкие деревья высотой в два-три человеческих роста и такого же размера кактусы. Пройдя еще несколько сотен метров в горку и поднявшись по ступеням, мы оказываемся на южном конце восстановленного участка Дороги Мертвых, которая прямой стрелой упирается в пирамиду Луны высотой в сорок шесть метров. По краям дороги сорокатрехметровой ширины стоят фундаменты обычных жилищ, храмовых построек, каменных площадей. Справа вздымается вверх шестидесятипятиметровая пирамида Солнца. Грандиозность построек, колоссальной величины открытые пространства и мощь древнего города своим великолепием поражают до глубины души, и, кажется, в звенящем холодном утреннем воздухе вот-вот взорвутся улицы звуками фанфар, возвещая о прибытии бога Тлалока и возрождении города из тлена. Огибаем здание пока еще закрытого музея и проходим к торцу четырехъярусной пирамиды Солнца, являющейся третьей по величине пирамидой в мире после пирамиды Хеопса и пирамиды Чолула, идем вдоль боковой грани и поворачиваем к главной лестнице с центрального фасада. Несмотря на то, что в округе не видно ни одного туриста, наверху уже работают люди, выбирая пучок за пучком проросшую на склонах пирамиды траву. Поднимаемся по ступеням, пока, в конце концов, не оказываемся на последнем верхнем ярусе, где вход на вершину огорожен оранжевой строительной сеткой, и стоит охранник, преграждая путь наверх. Это новшество появилось сравнительно недавно, до этого любой желающий мог подняться до самого пика, вспоминая как в детстве иногда становился победителем игры «царь горы». Но, несмотря на отсутствие дополнительных десяти метров высоты, отсюда открываются восхитительные панорамы всей долины, в которой раскинулся Теотиуакан. Вот слева направо, пересекая весь город, идет дорога, левее храмовый комплекс Цитадели с пирамидой Кецалькоатля и примыкающими Северным и Южным дворцами, справа в окружении небольших алтарей стоит самая красивая в этом городском комплексе пирамида Луны. Мы огибаем пик и садимся на шероховатые камни кладки для того чтобы насладиться открывающейся панорамой. Через несколько минут бодрой походкой около нас проходят белые кроссовки, и едва услышав нашу беседу, останавливаются. «Русские?» — слышим мы голос сверху. «Да, из России», — отвечаем мы владельцу белых кроссовок и светло-серых штанов. Так мы познакомились с Олегом. Он оказался здесь один, оставив свою семью в Канкуне, так как его дочь уже не могла смотреть на древности исчезнувших цивилизаций Юкатана и предпочитала спокойный размеренный отдых на белоснежном пляже полуострова. Олег же, следуя своей давней мечте взобраться на пирамиды Теотиуакана и увидеть открыточный вид на Дорогу Мертвых, взял билет на самолет до Мехико, поселился на ночевку в дормитории с путешествующими студентами и этим ноябрьским утром оказался здесь. Его не остановило наличие охраны вершины, ведь какого русского могут остановить такие пустяки, и буквально через несколько секунд он взгромоздился на пике, получив трехсотшестидесятиградусный обзор окружающего пространства. Послышались недовольные возгласы служащего парка, и Олег, достигнув своей цели, спокойно спустился вниз. «Я же не знал, что у вас не везде ходить можно», — как говорил герой небезызвестного фильма. Пробыв еще какое-то время на пирамиде, мы спустились вниз и направились к Дороге Мертвых. Широкое, посыпанное мелким гравием пространство, способное вместить четырнадцать одновременно движущихся машин, удивляет разумностью планирования транспортного сообщения древними градостроителями. Какой размах и простор мысли чувствуется в этих улицах и домах, и как же скупо, скованно и тщедушно выглядят по сравнению с ними исторические европейские центры городов. На протяжении сотен метров дороги с обеих сторон нас встречают алтари, десятки ярусов небольших пирамид и сотни ступеней, в конце концов, переходя из монолитных каменных змей в огромную площадь у подножия храма Луны. Возможно, она первоначально задумывалась более объемной и детальной, чем ее старшая сестра, возможно под действием времени она лучше сохранилась, чем пирамида Солнце. Но факт остается фактом, на меньшей пирамиде больше ярусов, главная лестница имеет несколько алтарных групп и выглядит объемнее и интереснее. Но, когда мы оказались рядом с ней, нас постигло разочарование. Вход был открыт только на первый ярус, дальше же лестница была перегорожена стойками и лентами. Посмотрев наверх, мы решили не расстраиваться из-за пустяков и свернули за пандус налево. Охранники сонно бродили внизу и не замечали наших акробатических упражнений. Используя неровную поверхность стены, мы забрались на второй ярус и сели вне зоны видимости людей, находящихся внизу на площади. Через десять минут нашим путем последовал неожиданно возникший у подножия яруса Олег, и в прошествии минуты он сидел рядом с нами, распаковывая из рюкзака небольшой сверток, наполненный заготовленным табаком. Он скрутил из папиросной бумаги сигарету, предварительно максимально уплотнив ее содержимое, и раскурил. И, как это обычно бывает в разговоре провинциала с жителем столицы, речь зашла о Москве…
Я не знаю почему, но разговор с москвичами, продолжающийся более десяти минут, так или иначе приходит к обсуждению столицы так же, как разговор за жизнь после початой второй бутылки водки заходит о политике. Возможно, в этом виновата зависть провинциалов, их разбившиеся мечты, которые наверняка исполнились бы в столице. Возможно, виновато наше общество, которое показывает, обсуждает и ругает златоглавую, но в тайне стремится в Москву. В город с его роскошью, безудержными вечеринками, элитными квартирами и правительственными дачами, с грязными вокзалами и попрошайками в переходах, переполненным метро и многочасовыми пробками. В город, где чашка кофе стоит, как недельный поход в заводскую столовую, где, сдавая квартиру в центре, можно безбедно жить на побережье Индийского океана. В город, где новые марки автомобилей и люксовых телефонов появляются быстрее, чем в станах их изготовителей, а российские деньги заменяют «баксы». В столицу хочет переехать семьдесят миллионов россиян, больше половины всех наших соотечественников, и столько же жителей союзных республик. А все, кто находятся в ней, хотят свалить оттуда быстрее и лучше поближе к Туманному Альбиону. Ее все ненавидят, но хотят, это любовь на грани безумства, за которую многие отдают свои жизни. А между тем Москва нам столько дала, а не только забирала. Здесь на Арбате продавали не шапки-ушанки, а писал свои стихи под гитару Окуджава, здесь ночью по Цветному бульвару гулял Гиляровский, а не поглощали еду в дорогих ресторанах звезды шоубизнеса, здесь на Сретенке стояло не здание Лукойла, а прошло детство Визбора, здесь был дух России, воспетый Есениным.
У каждого города есть своя душа, олицетворенная людьми его населяющими. Москва – пухлая розовощекая рыночная торговка, способная на крепкое словцо. Она сварлива и хамовата и умеет отстаивать свои интересы. У нее в закромах есть все, и если вы способны вписаться в ее доверие, то можете добиться многого. Когда-то она сидела в тереме с резными наличниками, в пестром сарафане, прихлебывая чай из блюдца и закусывая баранками. И приговаривала встречным любопытным зевакам: «Иди, иди отсюдова подобру-поздорову, а то, ишь, уставился он!» Теперь же она в особняке, в мехах, баранки все в надежных иностранных банках, в гараже не тройка с бубенцами, а Mersedes-Benz CL класса, да и чая уже нет, а по вечерам без повода она попивает Moёt, а если настроение паршиво, то и Kaufman. Вот Питер, этот чопорный аристократ, во фраке, но слегка поношенном, он гордится своим именитым происхождением и знатностью рода, но состояние поистрачено, и приходится держать себя в узде. Он хандрит всегда, ему не в радость балы и приемы, сусальное золото дворцов давно превратилось в краску, и лишь редкие прогулки по гранитным набережным Невы сбивают с него морок тоски. Он смотрит вдаль на юго-восток, где главная обидчица лишила его и господства и славы. Он приходит домой и снимает свой котелок, включает телевизор, а там одно и то же, только нет его, даже бывшие главные покровители, на которых он так надеялся, теперь поглощены Москвой. Я подумал, кто же тогда Нижний Новгород, как выглядит он? Сколько всего было в истории этого города, взлеты и падения, забвение и статус закрытого города. И думаю, что он – разорившийся купец, еще надевающий по старой привычке засаленный кафтан на собольем меху, но все уже в прошлом. У него нет гильдии, нет конторы, нет фирмы. Он выпадает из общей истории, несмотря на то, что пытается примерить на себя давно испробованную другими одежду из «Second hand», но это все не то, она ему не подходит, и он не найдет себя, пока не перестанет цепляться за иллюзии и брать пример с других. Не надо повышать самомнение за счет титулов, ведь столь желанное звание «третьей столицы» уже проиграно более именитому сопернику, надо искать самоопределение. Тем более история дает еще и еще шансы подняться со дна и отряхнуть пыль, покрывшую кафтан, испещренный бороздами минувших лет, будто проеденный молью, и сказать, что я еще помню славу и величие своего прошлого и готов твердым шагом идти вперед, не оглядываясь на других.
Очнувшись от захвативших меня мыслей, я понял, что проговорили мы не менее часа, и площадь возле пирамиды успела наполниться людьми, а мы до сих пор так и не поднялись на вершину. Обогнув боковую грань, наша компания остановилась около ребра пирамиды, где подъем нам показался наиболее простым для осуществления. Гуськом мы вскарабкались наверх, очутившись около округлой вершины. Кладка пирамид выглядела так, будто вулканические камни разных форм и размеров зацементировали в едином монолите, при этом треть каждой каменной глыбы торчала на поверхности. Это позволяло легко передвигаться по наклонной плоскости, но оставляло в секрете причину выбора строителей этой странной технологии. Сверху открывался потрясающий вид на город, залитый солнечным светом.
На спуске нас уже ожидала охрана, чтобы проводить к выходу за нарушение правил посещения археологической зоны. Мексиканец в темной форме поманил нас к себе и зацокал языком. Но нашу троицу это уже нисколько не смущало. Проводив нас до ближайшего выхода, он еще долго стоял, проверяя, чтобы ни один не вернулся обратно. Мы прошли по дороге вдоль ограждения сайта метров восемьсот и вошли в другой вход, показав билеты и объяснив, что выходили поесть. Пройдя сквозь археологическую зону, все вместе вышли из того же портала, куда и входили утром. На площади возле парковки четверо мужчин готовились к обряду встречи весны. Они сидели на высоком шесте в пестрых рубахах, привязав себя веревками за ноги к его верхней точке. Буквально через несколько минут володорес прыгнут вниз головой, медленно раскручиваясь вокруг центра, совершив тринадцать оборотов каждый и приземлившись на ровной поверхности, чтобы в итоге на четверых получить число пятьдесят два, символизирующее календарный цикл в дохристианских представлениях центральноамериканских индейцев.
Этот город не похож ни на один другой, построенный на плоскогорье на высоте 2300 метров, он до сих пор бережно хранит свои тайны. Да, от него немного осталось, но и эта небольшая часть еще больше позволяет ощутить могущество этой древней цивилизации. Четко спланированные улицы, возведенные постройки, пирамиды, воздвигнутые без современных кранов и подъемников, ошеломляют своими размахами. Человек всегда старался во всем превзойти природу, создавая памятники своему могуществу и богам, богам, которые сами первоначально олицетворяли природу и ее естественный ход процессов. Таков уж противоречивый внутренний мир человечества. И где бы вы ни были и какие бы рукотворные чудеса вы не видели – это памятники человеку, который, преклоняясь перед природой, старался всегда быть выше ее.