Возможно всё! На невозможное просто требуется больше времени.
Дэн Браун
Ночная граница между Перу и Эквадором осталась позади, и наш автобус, наполненный преимущественно креолами, продолжал шелестеть колёсами, растягивая ночь, словно кусок тонкой эластичной резины. Маленькие бытовки, улёгшиеся вдоль дороги с обеих сторон узкой реки, и бетонный мост, спаявший оба берега, словно петлица на зелёном мундире офицера, — вот и всё, что собой представляла погранзастава.
Здесь не найти двухэтажных автобусов для ночных переездов, к которым мы привыкли в Перу, но отсутствие комфорта с лихвой окупается приятной и дружелюбной ценой на проезд, и вытянутые в проход ноги и скверно работающий туалет отступают при этом на второй план. Ещё не успели до конца улицы города освободиться от чар Морфея, а дома — сбросить с себя тёмную тунику ночи и обнажить свои белые ночные рубахи фасадов, как наш автобус рассыпался звуками хрипящих тормозов и въехал на территорию автовокзала. Мы вытащили вещи из багажного отделения и отправились в внутрь здания дожидаться утра. Сильноразбавленный безвкусный кофе, цвета болотной воды, приятно прошёлся тёплыми судорогами по телу, а вслед за ним и круассан оказался внутри желудка. Скромный завтрак стал началом раннего утра, утопив в себе остатки короткого сна. Пустующая зала постепенно стала наполняться народом, шеренги касс — поднимать забрала роллставней, приглушённый шёпот разросся в мерный гул. Мы вышли на улицу и поймали такси. Светало.
Эквадор – ещё одна страна, отказавшаяся от своей национальной валюты в пользу североамериканских долларов после кризиса, разразившегося на рубеже веков, когда одномоментно местные купюры обесценились в несколько раз. Теперь увидеть «сукре» можно лишь в лавках старьёвщиков или сувенирных магазинах, а национальному банку только и остаётся — чеканить монеты номиналом не более чем в доллар. Жизнь стала простой и предсказуемой, но управляемой извне. А так как кроме бананов, цветов и морепродуктов Эквадор не обладает ценными ресурсами и не способен в полной мере интегрироваться в мировую экономику, то местное правительство сделало основную ставку на туризм и, видимо, не прогадало. Отношение площади национальных парков к площади страны здесь одно из самых больших в мире, превосходя показатель даже Новой Зеландии. А разнообразие флоры и фауны едва ли уступает тропической Коста-Рике.
Машина остановилась рядом с бордюром, вздохнула последний раз и притихла. Мы вышли из салона авто. Лоха оказался небольшим, но уютным городом. Двухэтажные дома с резными террасами и просторными балконами заняли место старых низких фазенд, когда-то толпившихся возле центральной площади. Тихие улицы лишь ненадолго оживали от грохота машин. Я передал таксисту монету цвета меди номиналом в один доллар – единый тариф на перемещения по городу – и мы отправились гулять. По воскресениям жизнь здесь, как и во всём Эквадоре, замирает. Закрытые магазины, чугунные решётки банков, пустующие парковки и одинокие кафе, дожидающиеся немногочисленных клиентов. Лишь только рядом с площадью Сан Себастьяна (San Sebastian) слышен шум толпы. Сердце любого латиноамериканского города — это рынок, и он был прямо перед нами. Несмотря на мелко моросящий дождь, гул и движение не затихали. Здесь продавали, покупали, прятались под зонтами и перетаскивали коробки, беседовали и перекрикивались. И надо всем этим нависали наиболее значимые здания города: тридцатидвухметровый монумент независимости, стилизованный под башню с часами, и церковь Сан Себастьян, а выше них – только тяжёлое грозовое небо.
Мы сворачиваем в сторону, на Авенида Университария (Avenida Universitaria), и идём к главным городским воротам. Через этот портал, соединяющий исторический центр города и основную трассу, ведущую в столицу, проезжает почти весь поток транспорта, движущийся с северной периферии, а в первой половине девятнадцатого века по мосту рядом с воротами в город вступал Симон Боливар. Массивная стена, зубцы бойниц, дозорная башня – на первый взгляд не отличишь от европейских укреплений семнадцатого века, а между тем, они возведены чуть более десятилетия назад, став одной из основных достопримечательностей районного центра. Сегодня сонный облик города пышет размеренностью и добродушием, совершенно не напоминая тот форпост испанской короны, каким он был почти полтысячелетия назад. Здесь вовсю кипела жизнь: караваны провизии, оружия и инвентаря тянулись сюда, заполняя местные склады и амбары. В тавернах слышалась музыка и хохот пьяных конкистадоров, в конюшнях – ржание лошадей. Отсюда был самый лёгкий путь через седловины Анд в Амазонские джунгли, куда стремились тысячи искателей, жаждущих добраться до таинственного города Эльдорадо. Они уходили на восток, чтобы никогда не вернуться, погибая от малярии, рук туземцев или в когтях диких зверей. С тех времён асфальт сменил брусчатку, автомобили – коней, бумажные купюры – золотую монету, а воинственная цитадель стала центром культуры и науки. Лоха – город хоть и уютный, но небольшой, и мы не намерены были задерживаться там дольше. На следующий день – путь в Куэнку.
Эквадор – страна, утопающая в зелени. Здесь плавные изгибы гор, покрытые густыми тропическими лесами, лоскутные пологи полей с тонкими швами деревьев, маленькие сёла, спрятавшиеся в низинах долин. Здесь просторные фермерские хозяйства, расположившиеся на склонах и в ущельях, чёрно-белые коровы с отъетыми боками, поля злаков – словно находишься не в Эквадоре, а где-то в Тропической Швейцарии, если бы существовала такая, с её идиллией и правильностью. Здесь каждая деталь бросается в глаза, закручиваясь в бесконечный калейдоскоп пейзажей.
Но главное — цвета. Такие яркие и сочные. Они словно наполнены свежестью, готовой излиться на любого, кто дотронется до этих бирюзовых, изумрудных и нефритовых оттенков. Кристаллы листвы, россыпи драгоценной пудры полей, ожерелья папоротников и диадемы гваяковых деревьев. Каждое растение излучает жизненные флюиды и пульсирует энергией. Здесь города, словно и не отвоёвывали у природы территорию, а раздвинули её, оказались где-то посередине, постаравшись гармонично вписаться в ландшафт. Тонкие аксоны нервных окончаний населённых пунктов туго вплелись в густые дебри джунглей. И их белые пятна с зелёными крапинками парков и аллей и серой паутиной дорог не уродуют ландшафт, а растекаются аккуратно, будто стараясь не повредить хрупкий массив малахита. Лишь большие мегаполисы выглядят проплешинами заболевшего леса, расползаясь страшными опухолями, съедая всё новые и новые территории. Но здесь их немного и те пятнадцать миллионов населения, что живут в Эквадоре, стараются выбирать тихие небольшие города, нежели тяжёлые и душные агломерации.
Куэнка распласталась шахматной доской кварталов на высокогорье Анд. Руины древних поселков доинкских и инкских племён затерялись в местных парках, торча из земли низкими остовами стен, изъеденных порами, будто оспинами. Река Томебамба (Rio Tomebamba) поделила город на новую и старую часть. И если северная половина города полна архитектурными шедеврами колониального прошлого с узкими улицами и нарядными фасадами домов, то южная часть гарцует современными зданиями и новыми кварталами. За счёт большого притока пенсионеров из США, эмигрирующих в Куэнку из-за её большой известности за пределами Эквадора, уровень цен в городе несколько выше, чем по стране. Но даже это не мешает Эквадору входить в перечень наиболее дешёвых стран Латинской Америки.
Собор Непорочного зачатия (Catedral de la Inmaculada Conception) возвысился над парком Кальдерон (Abdon Calderon Park) пятидесятиметровым куполом. Это здание вмещает в себя почти десять тысяч человек и является неоспоримой доминантой всего Старого города. Несмотря на свой стиль, являющийся смесью ренессанса, готики и барокко, собор довольно нов, но, благодаря использованию классических канонов и традиционных материалов, это едва ли заметно. Он строился на протяжении целого века, но так и не был завершён. Его мощные башни центрального фасада, словно каменные опоры, поддерживающие небесный свод, уходят вверх на полсотни метров, почти ровняясь с куполами, хотя первоначально должны были возвыситься над ними. Три нефа формируют поистине гигантский объём внутреннего пространства, оформленного нарядным итальянским розовым мрамором и яркими испанскими витражами. Праздничность и величие во внутреннем убранстве говорит о прекрасном вкусе декораторов, и, невзирая на множественные проектные ошибки, задержавшие строительство на десятилетия, общее впечатление о Соборе Непорочного зачатия остаётся исключительно благостным и приятным.
Сотни кафетерий, баров и мелких магазинов устроились среди колоннад старых каменных зданий. Многочисленные узкие проходы погружаются вглубь кварталов, а лестницы карабкаются на верхние этажи. Заглядывая во внутренние патио, оказываешься в толчее рынка, а выходя на перекрёстки, натыкаешься на шпили витиеватых фасадов административных учреждений или соборов. Но, несмотря на всепоглощающую суету, город кажется приятным и открытым для диалога.
Многие музеи в Эквадоре бесплатные, и только небольшая их часть существует на коммерческой основе. Археологический музей на улице Ларго (Calle Larga) стоит два доллара, но разнообразие собранных там артефактов может посостязаться со столичными экспозициями. В небольшом патио, где находится ресторан, на втором этаже расположились несколько выставочных залов. В них представлена огромная коллекция гончарных изделий, найденных на территории страны начиная от кувшинов и тарелок и заканчивая глиняными печатями, а также экспозиция бронзовых изделий. Но наиболее интересным экспонатом, увиденным мною, был череп человека с золотой инкрустацией зубов. Ровные круглые вставки, соединяясь в триады, насквозь проходили передние резцовые зубы, чем-то напоминая пирсинг, популярный у современных людей. Я думаю, что эта операция была крайне болезненна, если учесть отсутствие у индейцев зубных машинок, применяемых нами. Но люди сознательно шли на самоистязание, чтобы соответствовать канонам красоты того времени, а может быть, чтобы быть похожими на своих богов.
На стеллажах разных экспозиций, разбросанных по огромной территории Южной Америки, нередко за стеклянными витринами можно увидеть черепа странной продолговатой формы. Затылочная часть у них вытянута, иногда удлиняя кости более чем в полтора раза. И если бы не человеческое ДНК, их можно было бы приписать инопланетным существам, когда-то посещавшим Землю. Но откуда мог родиться столь странный культ на значительной территории материка, не имея под собой какой-либо реальной основы? Ведь люди прошлого не придумывали и не фантазировали, они только изучали мир вокруг них и копировали то, что видели. Жрецы не ввели бы культ обожествления, а родители не стали бы с детства привязывать младенцам дощечки к черепу, изменяя форму головы, если бы они не поклонялись и не подражали кому-то. Кому-то, кто обладал вытянутым черепом, делился с ними знаниями, продвигал их науку, давал большее, чем то, что у них было. И если бы первоначально это было простым уродством и отклонением, то вряд ли бы этому стали подражать и поклоняться, принимая данную патологию причислением к высшему обществу. Кажется, индейцы в прошлом столкнулись с чем-то, что навсегда изменило их, но эта тайна ушла вместе с последними правителями горных царств.
Дорога в Гуаякиль оказалась крайне живописной. Низкие облака пропитывали влагой каждую молекулу воздуха, скрывая в молочной белизне вершины хребтов. Поля скользили в безбрежном океане джунглей, словно осенние листья по глади туманного озера. Но стоило автобусу набрать ещё высоты и оказаться на вершине хребта, как воздух стал кристально чист, а с обеих сторон дороги легли безбрежные просторы, заполненные кучевыми облаками, напоминающими взбитый белок в коктейле писко сауэр (pisco sour). Казалось, что их плотность настолько высока, что гигантская монетка величиной не менее чем в надувной бассейн, сможет удержаться на них, как на плотной пене чешского пива. И при взгляде на мягкую перину небес отчётливо ощущались приятное наэлектризованное покалывание стоп и щиколоток, погруженных в молочный покров, и влажная свежесть, исходящая от облаков, словно от прогулки по мшистому болоту. Но вот автобус стал снижаться, всё более приближаясь к воздушным сливкам горного тумана и, в конце концов, погрузившись в них, полностью утонул в белоснежном пуховом одеяле небесного свода.