Глава 16.5 Мачу-Пикчу. Гнездовье горного орла в сердце великой страны

«Государство – это я»

Людовик XIV

 

Величайшая в мире по протяженности горная система Кордильер приобретает наибольший размах и высоту именно в Перу. Три цепи пиков, рассечённых глубокими горными лощинами, делают рельеф неприступным и суровым. Здесь каждая деталь ландшафта несоизмерима с человеком, здесь климат не принимает в расчёт жизнь людей. Здесь бессмысленно взывать или умолять природу быть мягче — она не заметит тихого шёпота тонких голосов, заглушаемых воем ветра и грохотом низвергающейся воды. Здесь можно уповать только на себя и столетиями ковать характер многих поколений, вгрызаясь в породу, перекидывая мосты, сооружая лестницы. Здесь не место страху — ведь он сломит любой дух, здесь нельзя проявлять слабость — иначе будешь раздавлен тяжёлой ношей, здесь нельзя быть одному — поскольку без помощи ты будешь поглощён природой…

Географическая изолированность Перу поражает: с одной стороны гор — огромный океан на тысячи километров, пустынный и безбрежный, заканчивающийся лишь у берегов  Австралии и Полинезии, с другой – такой же океан леса, где раскиданы крошечные пятна соломенных деревень, соединяемых артериями бассейна Амазонки. Эта изолированность позволила за несколько столетий – краткий миг для истории средневековья – на месте нескольких культур разрозненных племён создать великую империю, устоявшую под натиском истории и природы. И если кто-то будет пытаться доказать мне, что все свершения, достигнутые инками, объясняются простым ходом истории, я не смогу с ним согласиться. Ведь изменять горные ландшафты без динамита, выращивать  сотни растений без генетики, лечить тяжёлые болезни без фармацевтики могут не просто мастера своего дела, а настоящие боги. И если инки ими не были, то они были теми, кто воспользовался плодами прогресса тех богов, что жили на этих землях до них.

Суровый холод высокогорной ночи ещё не успело растопить наступающее утро, когда древние улицы Куско стали оживать по натиском просыпающихся людей. На площади Сан Франциско начали собираться довольные туристы, предвкушая комфортабельное четырёхчасовое путешествие до Мачу-Пикчу на поезде под именем «Хайрам Бингем», оформленном в стиле двадцатых годов прошлого века. Его полированные деревянные детали отделки, благородные цвета ткани мягких сидений, накрахмаленные белоснежные скатерти, широкие окна и ровный свет ламп в форме цветочных бутонов переносят туристов в годы европейского благоденствия и шика. Длинная барная стойка с лощёным официантом, салон с ярко-розовым диваном и небольшой холл, залитый солнечным светом, мелодиями живой музыки и имеющий балкончик с торца последнего вагона — всё к услугам гостей. Благородный лазоревый цвет с окантовкой деталей золотой краской говорит об изысканности, которую перуанское правительство хотело придать этому оплоту пышности и расточительства. Здесь всё пропитано роскошью: от  запонок рукавов официантов,  протягивающих руку, чтобы обновить бокалы с шампанским, до резных набалдашников перил на спинках сидений. Всё это, в той или иной мере, в соответствии с размером их кошелька, предстоит испытать туристам ожидающим своего трансфера на станцию Порой; всё это слишком далеко от нас, направляющихся на автобусную станцию Сантьяго, чтобы постараться добраться до бывшей деревушки Агуас Кальентес, нынешней Мачу-Пикчу, своим ходом.

Оставив в рюкзаках лишь самые необходимые вещи на ближайшие три дня, мы выложили остальную поклажу в нашем отеле на улице Чиуампате. Путь, занимающий у поезда четыре часа, от нас потребует почти весь день, но это лишь малая толика того, что можно было бы заплатить, чтобы увидеть древний город Мачу-Пикчу, овеянный такими тайнами, что мифы о нём давно стали его историей, а вымышленное название – единственным используемым именем древней резиденции императора и Бога.

На автобусном терминале волна призывных голосов накрыла нас с головой. Увидев гринго, из каждого окна касс вещали названия наиболее распространённых для туристов маршрутов и, заметив нашу реакцию на городок Санта-Мария, уже через секунду весь вокзал голосил только его название. Просторный зал был практически пуст, и бешеная конкуренция заставляла автобусные компании бороться за каждого клиента. Такой ажиотаж и единодушие был не просто невозможен у нас в России, но даже непредставим в условиях родных автостанций.  Выбрав наиболее дешёвого оператора, мы сели на автобус, который по заверениям кассира должен «сей же час» отправиться в путь, но, как обычно водится в Латинской Америке, только в прошествии шестидесяти минут мы тронулись в дорогу.

Асфальтовый ручей бежал по долине, раздвигая посадки злаковых в разные стороны, словно Моисей — воды Красного моря. Миллионы тонн горной породы взбирались друг на друга, образуя хребты и утёсы. Священная долина в который раз представала передо мной во всей красе. До самого города Ольянтайтамбо мы двигались по уже знакомой дороге. И то время, которое у древних инков занимало несколько суток, мы преодолели за пару часов. Но стоило нам немного удалиться от города, достигнув высшей точки перевала, как серая лента нашего пути стала низвергаться вниз в долину, закручиваясь в умопомрачительные петли, словно пытаясь заплести причудливую вязь узелков, напоминающих древнюю письменность индейцев. Узкая горная дорога  заскользила со склона, облокачиваясь на подпорные стенки. Водитель сигналил на закрытых поворотах, предупреждая возможное встречное движение. Автобус врывался на соседнюю полосу, полностью перекрывая своим телом полотно дороги, кособочился, переваливался с одного колеса на другое и возвращался на правую сторону проезжей части. Изредка в безлюдных местах появлялись собаки, с упорством и азартом облаивающие транспорт, а иногда и просто сидящие у обрыва, словно провожая отару овец, отправляющуюся в загон под их чутким руководством. Откуда они появлялись в столь отдаленных от человеческого жилья районах, для меня так и осталось загадкой.

Безжизненные каменные пустоши начали сменяться террасами посевов, а ближе к Санта-Марии превратились в островки тропической зелени. Дорожная пыль густым слоем песчаника оседала на листве, предавая ей оттенок седой древности. Да и каждый дом, построенный не из дерева, казался бывшим бастионом, храмом или алтарём древнего народа, населявшего когда-то эти долины. Мы высадились в городе, состоящем из нескольких десятков домов, скучковавшихся на небольшом пятачке земли рядом с горной речкой. На центральной площади, больше похожей на уширение дороги, чем на полноценную плазу, стояло несколько кафе и магазинов, из некоторых раздавалась громкая музыка. Пассажиры из местных жителей сразу же разошлись по домам, и на улице остались лишь несколько таких же, как мы, авантюристов и рабочие, менявшие часть каменной брусчатки мостовой. Предприимчивый водитель небольшого минивена подошёл к нашей группе и предложил доставить до Санта-Терезы или Гидроэлектрики. Ни японцы, ни мы не были против такого шанса и, забрались внутрь салона авто.

Минивен нырнул вглубь деревни, спустился к реке и, перевалившись по деревянным балкам моста, оказался на противоположной стороне водной преграды. Грунтовка потянулась вдоль обрыва, рассыпаясь на сотни кочек и ям. И уже скоро высота над правыми колёсами автомобиля достигала пару сотен метров. Водяной поток точил своё русло, кучерявясь на особо стойких валунах. Небольшие притоки сочились под дорогой или пересекали её по самому верху. Сзади осталась Санта-Тереза, где водитель попытался поймать ещё пассажиров, но неудачно, и в итоге, двигаясь вдоль течения Урубамбы, мы добрались до Гидроэлектрики в интернациональном составе. Маленький рабочий посёлок, окаймляющий конечную станцию железной дороги, был полон людей. Некоторые толпились возле билетных касс, пытаясь купить талоны на поезд, другие обедали, сидя в сколоченных на скорую руку деревянных навесах-кухнях, растянувшихся на несколько сотен метров вдоль рельс. Проехать на поезде оставшиеся шесть километров для иностранцев стоит в десять раз дороже, чем для местных, поэтому, даже не рассматривая такую возможность, мы затянули лямки рюкзаков, расплатились с водителем, не жалевшим подвеску своего автомобиля на серпантине вдоль Урубамбы, и зашагали вдоль рельс.

В скором времени гомон людей прекратился, исчезли признаки человеческого жилья, и джунгли поглотили стальное полотно, а вместе с ним – и нас. Железная дорога потекла среди тропических звуков леса, перебираясь через встреченные ей препятствия с помощью металлических мостов. Щебёночная насыпь отвоёвывала у густой растительности каждый метр дорожного полотна, но наступающий лес то и дело сгонял железную дорогу почти к самому краю горной речки. Справа высилась огромная гора, на которой и должен был находиться загадочный город, куда мы так стремились. Среди густой растительности можно было различить очищенные террасы, фундаменты мегалитических строений, контуры старых троп. Железная дорога огибала эту гору, беря её в полукольцо, и после двух часов пути, когда сумерки уже начали скрадывать долину, мы увидели огни деревни, откуда нам завтра предстоял подъём на вершину.

Деревня компактно расположилась вдоль двух крутых берегов горной реки, зажатой в узкой долине. Вода каскадами бурлила под каменными мостами дорог, исчезая в сиреневых сумерках. Гостиничные комплексы, коих здесь было предостаточно, уже мерцали жёлтыми огнями, а вдоль набережных прогуливались довольные туристы. И несмотря на то, что общее количество человек, разрешённое ЮНЕСКО для посещения Мачу-Пикчу, не превышает двух с половиной тысяч в день, город был наводнён людьми, и число приезжих, по всей видимости, в несколько раз превышало количество обслуживающего их персонала. Местных жителей и вовсе было настолько мало, что только рынок сувениров у железнодорожной станции да центральный рынок оставались их ощутимой ойкуменой.

Мириады кафе на первых этажах, выросших, как грибы после летнего дождя, зданий отелей, зазывали пёстрыми меню и голосистыми официантами. Длинные залы не могли похвастаться уютом частных ресторанчиков, и были скорее предназначены для обслуживания больших групп, приезжающих сюда с экскурсоводами по туристическим путёвкам, нежели для семейных ужинов или дружеских компаний. Стеклянные лобби некоторых апартаментов могли посостязаться роскошью и элегантностью с отелями итальянских или французских альпийских курортов. Огромный холл туристического центра возле главной площади был полон посетителей, отстаивающих очередь за билетами. Развешенные мониторы рекламировали Перу и информировали, сколько квот осталось на подъём. Известная и популярная гора Вайну-Пикчу в графе «entradas» имела безапелляционный «0» на ближайшие две недели, и я, в отсутствие альтернатив, к обычному входному билету взял ещё подъём на самую высокую вершину с одноимённым названием – гора Мачу-Пикчу.

Кипящий жизнью поселок кажется настоящим миражом после долгого пути через каменные пустоши, горные хребты и джунгли. Этот уголок человеческого беспорядка выглядит каким-то экстравагантным господином, явившимся на встречу заката на берег озера во фраке горчичного цвета и в шлеме с ажурным забралом. Он старается показать, какой он стильный и как дорого он одет, но его вкус, по меньшей мере, странен, если вообще не убог. А на берегу он один, и ему не перед кем красоваться. И если бы он признался себе, что на самом деле ему неудобно и душно, и нет смысла хвастаться своей роскошью, он стал бы куда свободнее и добрее. Но он слишком слаб, слишком закомплексован, слишком самодоволен. И посёлок продолжает наряжаться в дешёвую роскошь, не замечая, как быстро стирается искусственная позолота, продолжает цементировать землю дорогами и площадями, не давая ей дышать. Здесь происходит суета, не имеющая ничего общего с той жизнью, которая находится буквально в нескольких сотнях метров от границы деревни. Эти два мира живут отдельно друг от друга, но постоянно пытаясь навязать свои условия сопернику: джунгли — поглощая ровные улицы и покрывая паутиной трещин фасады прихорошенных гостиниц; посёлок — вырубая деревья и засыпая берега под всё новые и новые дома. Они так и не научились жить вместе, мы не научились этому, и вряд ли когда-нибудь у нас это получится.

Только свернув на узкие каменные улочки, карабкающиеся вверх, можно ещё было найти старые постройки, стоящие теперь на городской периферии; вся остальная территория, сосредоточенная в границах реки и железной дороги, уже поделена между гостиницами высотой в десятки метров. И они продолжают расти, вбирая в себя всё больше и больше туристов, жаждущих увидеть новое чудо света. Едва справившись со скромным ужином, доставшимся нам за небольшие деньги в одном из удалённых от центра кафе, мы тронулись к нашему отелю, где из восьми этажей едва было заселено два. Электричество не работало, поэтому мы при свете фонаря отыскали свои койки, и, наконец-то, легли спать. Уже в пять утра нас ждало раннее пробуждение, чтобы с рассветом добраться до загадочного оплота Инков – древнего города Мачу-Пикчу.

Сердце отстукивало быструю чечётку, кровь пульсировала в шее и висках, словно боясь стального дула пистолета. Но если тело и страшилось чего-то, то не холодной стали, а горячего свинца. Его бросало в дрожь, оно само было пулей, пущенной по каменным ступеням древней лестницы, карабкающейся ввысь. Мы преодолели несколько километров вдоль реки до моста и начали карабкаться на гору, и вот, когда большая часть пути была уже пройдена, стал зачинаться рассвет. Каменная лестница постоянно пересекала серпантин дороги, по которой неустанно, друг за другом, автобусы забрасывали посетителей на высоту в 2 400 метров ко входу в город. И только самые отчаянные карабкались самостоятельно, преодолевая крутые ступени марш за маршем. Любопытные пассажиры с удивлением и непониманием смотрели на тех, кто, отдыхая в очередной раз у пересечения с грунтовой дорогой, вновь начинали подниматься, не жалея сил. Так, шаг за шагом, сотни ступеней сокращали путь, оставшийся до седловины горы.

К тому моменту, когда мы оказались наверху, здесь уже было очень людно. Многие группы собирались под флагами своих гидов, кто-то уже отправился на территорию археологической площадки, другие только ещё стояли в очереди на проверку билетов. И только пройдя через турникеты и миновав утёс, защищавший город от взглядов посетителей, мы увидели его. Перед нами открылась первая панорама потрясающего города, волнующего умы археологов вот уже более ста лет с последнего открытия его европейской цивилизацией в 1911 году благодаря американскому исследователю Хайраму Бингему, тому самому, чьим именем назван поезд, доставляющий теперь туристов к подножию горы.

Дуги террас, плавно повторяющие рельеф хребта, ступенями спускались по склону до самого обрыва. Сочная зелёная трава, обрамляющая их каменные стенки, кое-где была вытоптана посетителями, но в основной своей массе сохраняла свежесть и нетронутость. Недалеко от нас возвышались первые каркасы зданий со стреловидными торцевыми стенками, обозначавшими, что когда-то эти дома имели скатные деревянные кровли, не сохранившиеся в прошествии столетий. Вдали терялись целые улицы, заполненные постройками, площади, обрамлённые мощными стенами, и множество каналов с проточной водой. И так как с этой точки нельзя было понять всю полноту картины и ощутить масштаб, мы тронулись дальше вдоль натоптанных троп.

С каждым мгновением всё более необъятные просторы представали перед нами. Чуть сзади снизу среди колышущейся зелени джунглей виднелась стелющаяся полоса грунтовки, по которой не переставали ползти наверх экипажи, доставляя десятки новых людей. Впереди на неприступных скалах высились башни, среди хитросплетения каменных стен вились древние улицы, вдалеке виднелась Вайну-Пикчу, по узкому гребню которой шла дорога к Храму Луны. Вдоль стен встречались каменные желоба и небольшие бассейны с чистой водой, служившие водопроводом в древнем городе. Сложно представить, что тринадцать квадратных километров города находятся на многометровом наслоении искусственного происхождения. Древние архитекторы до мельчайших подробностей продумали не только планировку Мачу-Пикчу, но и его инфраструктуру. На глубине многих метров создана сеть дренажных труб, отводящих дождевую воду и предотвращающих размытие основания. Кроме водоснабжения в городе была собственная канализация, а планировка кварталов создана так, чтобы те немногочисленные проходы, что позволяли проникнуть на территорию редким посетителям, не давали возможности оказаться здесь мощным армиям. Изолированные дороги зачастую едва позволяли разойтись двум людям, полностью блокируя любые попытки взять город осадой. Да и сложно представить, чтобы кто-то когда-то решился на столь опрометчивый шаг. Эта была неприступная крепость, где сама природа защищала своего гостя от всех всевозможных невзгод.

Этот город – каменная поэма, эта небесная обитель – застывшая в базальте музыка. Здесь великая симфония произнесённого заклинания разбилась об изумруд джунглей и хрусталь льда, и её осколки замерли каплями лестниц, храмов, пещер и террас волшебного города, сотканного из подогнанных друг к другу монолитов горной породы. Вдыхая лёгкую свежесть молочных облаков, чувствуя, как они ласкают тебя своими локонами плотного воздуха, ощущаешь всем телом, что стоишь у порога скандинавской Вальгаллы или индуистского Сварга. И если прислушаться к завыванию порывов ветра, то можно различить доносящиеся звуки бесконечных битв и празднеств, окружающих мифические чертоги богов. Просто нельзя поверить, что этот горный оплот можно было создать руками людей, похожих на нас с вами. Что боги лишь безучастно смотрели, пока тысячи людей несли камни по узким тропам на самые вершины, пока рабочие срывали хребты, готовя террасы, пока каменотесы подгоняли блоки, возводя храмы. Нет, чудеса свершаются, и в этом есть что-то сверхъестественное, недоступное человеку, по крайней мере, живущему в двадцать первом веке, но, может быть, эпохи назад всё, что мы считаем чудом, было для тех людей их обычной жизнью, и человек общался со своими богами так же спокойно, как мы общаемся с вами.

Мачу-Пикчу был совершенно самодостаточным городом: здесь на террасах выращивали злаки, в горных ключах набирали воду, а в храмах молились богам. Он настолько же восхитителен, насколько и загадочен. Учёным до сих пор неизвестно его настоящее имя, а Мачу-Пикчу переводится лишь как «старая гора». К моменту прихода Хайрама он давно пустовал, и даже по отрывочным свидетельствам очевидцев 17-18 века здесь никто не жил уже на протяжении четырёх сотен лет. Археологи установили, что его строительство было связано со временем правления Пачакутека, но ко времени вторжения испанцев он уже был оставлен людьми и заброшен. Они покинули его, оставив без каких-либо следов разрушений, словно в какой-то момент просто пришло время уйти, забыв о своём доме навсегда.

Мы гуляли по заброшенным площадям, заходили в дома, когда-то полные жизни, рассматривали кладку стен. Прежде здесь жили более тысячи человек, каждый день наблюдая потрясающую красоту пейзажей, органичность распластанного на горе города и касающиеся вершин ватные облака. Для них, возможно, это было просто будничной картиной, но эта повседневность стала для меня незабываемым событием, врезавшимся в память, как первая поездка заграницу. Сегодня город принадлежит не им, давно ушедшим прахом вековых переплетений судеб, и даже не туристам, заполонившим тропинки царства древности и загадок. Последним остаётся лишь осторожно ступать в размеченных для прогулок коридорах и впитывать, впитывать каждое мгновения пребывания среди города-легенды. Настоящие хозяева – ламы, беззаботно пасущиеся на ровных зелёных газонах, тщательно следя, чтобы вверенная им территория оставалась такой же ухоженной и опрятной, и десятки беззаботно скачущих вдоль старых стен вискач, которые, иногда остановившись, с любопытством наблюдают своими маленькими чёрными бусинами глаз за неугомонными посетителями, штурмующими гору день изо дня.

Археологи придумали сотни названий башням, камням, зданиям и террасам города, воссоздали десятки легенд, обрядов и ритуалов этого древнего города, но ни на йоту не приблизились к истине. Каждое новое открытие, каждая новая раскопка, каждый новый предмет — это только дополнительные вопросы, а не ответы на них. Всё, что знают о городе учёные — лишь догадки. Они строят мириады теорий, выдвигают предположения и подгоняют под них известные факты, но это лишь мираж. Город так и остаётся неприступной цитаделью, за стенами которой скрыты тайны его истории. Но их плотность настолько велика, что сцементировала эти знания, накопленные за столетия, и теперь уже вряд ли кому-нибудь удастся разбить базальт переплетений судеб, событий и  деяний, ставших прочным фундаментом горного оплота великих людей.

Мы огибаем частокол каменных площадок, срывающихся в пропасть над самой рекой, и скрываемся в зарослях деревьев, сквозь которые узкая тропа уходит за отрог горы. Она пугливо жмётся к самой стенке так близко, что иногда мы еле-еле расходимся с идущими навстречу нам туристами. Массивные борозды грубого камня карабкаются на сотни метров вверх, покрываясь редкими шапками деревьев у вершин. За поворотом тропинка ныряет немного вниз и дугой уходит вправо. Мы останавливаемся у пологого камня, который при желании можно было бы использовать, как эффективное укрытие для лучников или пращников. Отсюда, как на ладони, открывается вид на следующие пару сотен метров тропы, что в самом простреливаемом месте обрывается на несколько десятков шагов. Через эту пропасть был когда-то перекинут бревенчатый мост, который с легкостью можно было снять во время осады, что сделало бы этот путь непреодолимым.

За мостом дорога постепенно теряется, возносясь по вертикальной скале ввысь, и только лента мелких кустов и травы, воспользовавшихся такой прекрасной возможностью, очерчивает линию когда-то существовавшего тракта, идущего многие километры до других инкских городов вдоль обрывистых склонов. Сорок тысяч километров дорог когда-то связывали инкские города, сотни тысяч часов когда-то были потрачены людьми на их строительство. Разрозненные участки горных троп до сих пор находят крестьяне и археологи в различных районах Анд, но самой известной дорогой является, конечно же, Инка Трейл. Она подходит к городу с юга и преодолевает более сорока километров, пока не достигает первых кварталов Мачу-Пикчу. Иностранцы за несколько месяцев резервируют места, так как в сутки лишь две сотни человек могут отправиться в путь продолжительностью в четыре дня. Когда-нибудь, может, и я пройду по этим дорогам , но только не в этот раз.

Мечта… Мы так часто живём только ей. Перебираем, словно четки, наши будничные дни, желая только одного, чтобы когда-нибудь она стала нашей реальностью, стала вспышкой света, дарящей нам тепло и радость. Но все наши соображения слишком эфемерны, и когда наступает тот момент, который мы столько раз прокручивали в своей голове, он оказывается совсем не таким, каким мы его себе представляли. Думая о прогулке по белоснежному пляжу навстречу закату, мы никогда не задумываемся, что в результате нас будут кусать мошкара, или что ноги будут утопать в песке, мешая нашей плавной и размеренной походке. А после того, как мы вернёмся в номер нашего шикарного отеля, нам ещё придется долго смывать с себя песок, прилипший к телу и одежде. Мы не задумываемся, что нам может быть холодно или жарко, ветрено или сыро, дискомфортно на животе или неудобно в нашей одежде. Что у нас могут болеть ноги или голова, могут быть нерешённые проблемы или не отданные долги. Для нас всего этого не существует, есть только мечта, чистая и безусловная, не требующая доказательств, пояснений или оправданий. Мы никогда её не ассоциируем с действительностью, иначе в ней пропадёт шарм, и исчезнет само понятие идеала. Она превратится просто в обыденную цель, для которой нужно составить план действий и идти. И интуитивно понимая это, мы для себя всегда ставим границу между этими двумя мирами, соседствующими в нашей голове.

Мачу-Пикчу для меня был мечтой. Я никогда не задумывался, как может быть тяжело до него добраться. В моих мечтах не надо было преодолевать километры пути, тратить дни и часы своего времени, я лишь в желаемый миг оказывался здесь. Всё просто. Я не понимал, что мне нужно будет подниматься на скалы, бороться с усталостью, недосыпать и прикладывать усилия. В моих мечтах не было забитых людьми автобусов, дешёвых хостелов, опасных подъёмов и охранников древнего города. Но, несмотря на все эти мелочи, которые могли бы мне помешать, несмотря на шанс разочароваться в своей мечте, как это часто бывает, когда её слишком сильно ждёшь, и несмотря на массу таких же путешественников, как я, мне не пришлось ни на мгновение пожалеть о затраченных мною усилиях, чтобы увидеть этот великий город – Город над облаками.

Густая листва деревьев скрыла от меня каменные стилобаты города. Свод низкой растительности захватил мою душу в туннель и понёс вверх по каменным ступеням к вершинам горы Мачу-Пикчу. Мои ноги едва поспевали за разумом. Я летел вверх, невзирая на высоту и солнце, стреляющее вспышками ослепительного света сквозь кроны деревьев. Только шумное дыхание отдавалось звуками тела, пытающегося угнаться за моим духом. С каждым новым подъёмом стволы становились ниже, а скалы — круче, открывая фантастический объём просторов, зажатых в тисках хребтов и пиков. Находясь на равнине, нет никакой возможности понять, насколько велико пространство. Перед тобой открыт весь мир до самого горизонта, и кажется, сам купол атмосферы, теряясь в синеве небес, где-то наверху упирается в невидимые днём созвездия. Где-то там плывут в безбрежном космосе рыбы, стрелец охотится на небесных лугах за овном или тельцом, водолей высыпает потоки Млечного пути, смешивая эликсир бессмертия с вечностью. Но это всё нельзя ощутить в том объёме и масштабе, в каком мир предстаёт перед тобой в горах. Только находясь на вершине, можно увидеть внизу ленты рек, крошечные пятна селений, мягкие ковры лесов и зеркала озёр. Только пройдя километры вверх, понимаешь, что до небес осталось ничуть не меньше. Только взобравшись на самый пик, видишь, что предела нет.