Ясное небо твое, Чили,
Свежий бриз овевает тебя,
Твои нивы в цветочном уборе,
Разве с райской землею сравнишь.
Величавы вершины седые:
Словно крепость Господь подарил,
Берега твои море ласкает
И блестящие судьбы сулит.
Гимн Чили
Зелёные, напитанные сыростью холмы подходили к ломаным линиям берегов бухты. Дощатые дома, нахохлившись скатными кровлями чердаков, выглядели бодро и независимо, несмотря на свой потрёпанный временем вид. Пытаясь бороться с промозглой погодой и серым тяжёлым небом, люди красили фасады своих жилищ в яркие сочные цвета: фиолетовый, салатовый, розовый, голубой, бордовый. Они украшали их жизнерадостными рисунками и скульптурами, сопротивляясь меланхолии окружающей обстановки постоянной осени.
В девятнадцатом веке юг Чили стал осваиваться колонистами. Коренные жители и потомки испанских конкистадоров неохотно перебирались из северных и центральных областей страны на юг, а племена мапуче к тому времени уже были практически уничтожены, поэтому правительство государства создало благоприятные условия для эмигрантов, перебравшихся в Новый Свет из Европы, чтобы за счёт притока иностранцев колонизировать эти земли. На призыв Чили откликнулось множество немцев, за счет которых в южных областях страны, в особенности в Озёрном крае, были созданы крупные коммуны. Европейский стиль и образ жизни ещё довольно сильно прослеживаются в Пуэрто-Монте и окружающих городах, хотя минуло уже более полутора веков с того момента, как предки местных жителей приехали сюда покорять суровый юг страны. Конечно, потомки не говорят на немецком, и вряд ли найдётся много тех, кто проследит свою родословную до первых эмигрантов, но всё равно незримый дух Европы витает в воздухе этих мест. В этих краях мы первый и последний раз за всё время путешествия по Южной Америке обнаружили в местных трактирах разливное пиво, оказавшееся поразительно вкусным и насыщенным. Пивоварни Южного Чили до сих пор сохранили традиции немецких предков. Они бережно оберегают рецептуру от внешнего влияния. Каждый глоток переносит в далёкую Баварию, в шумные кабачки и пивные рестораны с Хофброй, Шпатен или Францисканер, где длинные лавки с массой людей соседствуют с грубо отёсанными морёными деревянными столами, а арочные потолки расписаны фресками позапрошлого века. В Чили к этим образам примешиваются запахи морских брызг, свежепойманной рыбы и крики чаек на причалах города. А поданная нежнейшая форель вместо свиной рульки к пиву нисколько не вызывает удивления или дискомфорта.
Город раскинулся на берегу бухты Сено-де-Релонкав. Здесь заканчивается материковая часть Панамериканского шоссе, уходящая на остров Чилоэ, и начинается Южная дорога Карретера Аустрал, петляющая в бесконечных фьордах чилийского юга. Она обрывается то у берегов лагун, где медлительные паромы гребут от берега к берегу, то у завалов пепла и камней, оставшихся от извержений вулканов. Стройка века, затеянная Пиночетом, чтобы соединить две части страны воедино, так и не закончилась успехом. Дорога упирается в гигантские ледники у города Вилла О’Хиггинс, имеющие третий по мощности запас воды в мире после Антарктики и Гренландии. Но размах предпринятого диктатором мероприятия сопоставим с советским БАМом. Сегодня эксплуатируемая часть дороги зачастую даже не покрыта асфальтом и представляет собой сельскую грунтовку, но это только сильнее притягивает сюда экотуристов, стремящихся увидеть если и уже освоенные земли, то, по крайней мере, ещё не успевшие устать от присутствия человека. На тысячах островов и в сотнях лагун, разбросанных между 41° и 51° южной долготы, проживает столько же народу, сколько в Пушкине под Петербургом или московском Ногинске. И поэтому одновременная дикость и доступность этих мест не оставляет равнодушными отчаянных искателей приключений со всего света.
Словно ленивый кот Пуэрто-Монт раскинул свои пушистые лапы бетонных причалов, поросших густой зелёной растительностью мха. Спокойные воды бухты окутали заразительной негой рыболовецкие доки и деревянные пристани, изъявляя желание показать, что именно в покое кроется истинная красота всего сущего. На причалах лежали мешки, забитые мидиями, рыбаки перетаскивали вечерний улов на берег. Сюда же подъезжали небольшие грузовички из городских ресторанов, и после небольшого торга забирали свежие морепродукты с собой. На отмелях покоились остовы старых рыбацких лодок, став дозорными башнями для грифов, ждущих нерасторопную рыбу, а вдалеке стоял паром «Навимаг», обогнавший нас в своём пути на несколько часов. Мы в очередной раз вздохнули, силясь вычеркнуть из памяти произошедшее фиаско, и отправились к рыбному рынку Анхельмо, находящемуся чуть вдали от оживленного комплекса портовых сооружений.
Длинный ряд дощатых прилавков кирпичного цвета, мощёный тротуар. Часть магазинчиков под нешироким навесом выставляла ассортименты сыров, меда и предметов народного промысла, другие были закрыты до туристического сезона. Ежегодно здесь проводится крупная ярмарка, привлекающая людей со всего региона. Далее за рядами, вонзив тонкие сваи в каменистое дно залива, двухэтажным каркасом опёрлось на бетонную окантовку набережной двухэтажное здание рынка. Шумные прилавки со свежими моллюсками и рыбой заполнили весь первый этаж. В пластиковых ящиках копошились перламутровые и фиолетовые крабы, нервно дергая заклеенными клешнями. Огромными развалами, словно добытые из угольных шахт, лежали тысячи мидий, с горизонтальных перекладин прилавков, будто новогодние гирлянды свешивались ряды осьминогов. На длинных наклонных столах лежали уже упакованные морские гребешки, очищенные креветки, клешни крабов, морской чёрт, филе угря, сёмги, форели и других рыб и, конечно же, устрицы. Их здесь никто не нумерует в зависимости от размеров, а цена в несколько раз ниже, чем в московских ресторанах. Чилийцы не отмеряют их дюжинами, а «сколько на тарелочку убралось». Но от этого они не становятся менее вкусными. И можно долго спорить над замечанием писательницы Элинор Кларк, гласящим, что если вы не любите жизнь, вам не понравятся устрицы. Но именно здесь этот деликатес становится намного доступнее простым обывателям, делая его не просто украшением стола богатых особ, смакующих жизнь, а простым морепродуктом, которые покупаются у рыбаков с первым утренним уловом. Во многих районах мира, известных своими устричными плантациями, этот бизнес давно поставлен на поток, где в небольших огороженных участках моря длинные гроздья моллюсков спускаются массивом в толщу воды, давая огромные урожаи своим хозяевам. Но в Чили до сих природные богатства дают возможность промышлять «по-старинке», не уступая при этом объёмами рыболовецким артелям Японии, Европы и США. Чили является второй страной после Норвегии по ловле и заготовке лососевых рыб в мире.
На втором этаже Анхельмо жизнь также не замирает ни на минуту, ведь стоит только подняться по узким ступеням лестницы наверх, как моментально попадаешь в неумолкаемый гомон держателей маленьких ресторанов, старающихся изо всех сил привлечь клиентов аппетитными блюдами, вкусным запахом рыбы с маленьких кухонек и уютной обстановкой. В большинстве своём, это совсем крошечные заведения косинериас на несколько столиков, где все те же морские деликатесы, что мы видели внизу, превращаются в кулинарные изыски, манящие к себе терпким ароматом пряностей, нежными нотами коктейля морепродуктов и едва пассированными филе свежей рыбы. Готовят еду при посетителях на небольших плитках, пока те любуются на бухту за окнами кафе, а за недостающими продуктами спускаются на рынок.
На набережной, изредка спускающейся ступенями к воде, на лавочках отдыхают местные собаки. Они не дают туристам расположиться на скамьях с видом на соседний остров. Впрочем, последних, видимо, это нисколько не беспокоит, так как они с удовольствием суетятся возле дворняжек в восторге, словно малые дети, пытаясь запечатлеть лучшие кадры на фотоаппарат. Собаки с присущей им здесь флегматичностью лишь изредка приоткрывают глаза, проверяя изменения в окружающей обстановке, и через долю секунды снова погружаются в дневную негу, словно их вовсе не заботят проблемы поиска пищи, ночлега и прочих обыденных вещей. Даже едва накрапывающий дождик не помешал им получать должное удовлетворение от своей спокойной и размеренной жизни. Правда, одному из представителей их клана всё-таки было не по себе, и не давали покоя ему всего лишь два существа, которые даже не делили с ним одну стихию, так как находились в воде, но всё же чем-то сильно досаждали четвероногому. Это были морские львы.
Чёрный лабрадор громко лаял, то и дело сбегая или поднимаясь по бетонным ступеням причала. В воде кружило два морских льва. Они ныряли в воду, заставляя собаку нервничать и волноваться, отчего она начинала еще сильнее метаться, спускаясь к самой кромке воды и приглядываясь, что же там происходит на глубине. Потом неожиданно появлялись на поверхности у самого её носа и выпускали клубы водяной взвеси. Собака взвизгивала, стремительно отскакивала от кромки залива и начинала исступлённо заливаться громким лаем, жалуясь окружающим на несправедливость, а в это время довольные морские львы начинали кружить у самой поверхности, исполняя свой победный танец. После того, как собака уже привыкла к их выходкам и была готова к нападениям, они поменяли тактику: один из них стал отвлекать её внимание на себя, в то время как другой уходил по воду и незаметно приближался как можно теснее к бетонному бортику. И в тот момент, когда лабрадор, увлечённый облаиванием первого морского льва, спускался к поверхности воды, второй неожиданно выскакивал прямо около его носа. Собака отпрыгивала в испуге и выдавала очередную тираду на своём языке, наверное, вспоминая всех родственников ластоногих до седьмого колена.
Вечер стремительно комкал кварталы города, затушёвывая все улицы, не успевшие одеть гирлянды уличного освещение. Сгустки иллюминации и проводов, сконцентрировавшиеся на берегу бухты, ослабевая, уходили вглубь от берега, превращаясь из ярких звезд в едва теплящиеся свечные огарки. Мы бродили недалеко от центральной площади, впитывающей живительную влагу осеннего дождя, смешанную с бессчётными запахами людей, стекающихся сюда после рабочего дня в поисках ресторанов, торговых центров и немногочисленных развлечений. Среди нагромождения безликих построек своей необычностью выделялся лишь Собор Пресвятой Девы Марии, построенный 1856 году. В качестве материала во время его возведения использовалось красное дерево и другие породы, а так же листы меди. Отчего вид храма получился бросок и запоминаем. Традиция возведения деревянных соборов не свойственна католичеству и больше присуща православию, но климат и природные условия региона сыграли ключевую роль в выборе материала, тем самым в очередной раз дав мне понять удивительную схожесть Южного Чили и Средней полосы России.
Осенний холод уже совсем было сковал нас своей обманчивой заботой и покоем, когда мы отворили дверь в наше жильё, поднялись на второй этаж по деревянным скрипучим ступеням и разожгли газовую горелку. Жар от её экрана стал проникать под кожу, разгоняя кровь, кончики пальцев стали приятно пощипывать, а от игривого голубого огонька, скачущего за цилиндрами, испещрёнными сотами, потеплело и на душе. В рамах окон и щелях стен свистел ночной ветер, пытаясь вытравить из дома только зарождающееся живительное тепло, но я знал, что здесь он бессилен. Меня ждало ещё горячее матэ, свежая выпечка и тысячи километров пути на север страны, но это уже будет завтра, только завтра…