Глава 14.5. Уругвай. Монтевидео. Самый лучший день в году


Странное ощущение, просыпаясь утром, понимать, что стал на год старше. И вроде бы было всё как всегда, ты взрослел каждый день, иногда вспоминая об этом, но постоянно пытаясь стереть эти мысли из головы, но почему-то только раз в году тебе усиленно пытаются об этом напомнить. Практически у всех после семнадцати этот праздник перестает вызывать лишь положительные эмоции, а с каждым годом всё только более тяготит. Первоначально мы взрослеем с удовольствием, ведь с каждым годом перед нами открываются новые возможности, снимаются надоевшие запреты. Но после этого из года в год возникают новые ограничения, накапливающиеся, словно старый хлам на чердаке деревенского дома. И пусть большинство из них мы устанавливаем себе сами, внутренне уверяя, что уже не так молоды, чтобы поступать столь безрассудно, но кроме этого и физическая выносливость тела становится не столь адаптивной и гибкой, как раньше.

И вот в очередной раз все попытки забыть, что ты стал ещё на год старше, а может старее, сводятся миром на нет. Он любыми способами пытается напомнить тебе, что ты в Большой Игре, и что если твои друзья и запамятовали о празднике, то потребительская машина точно помнит о тебе. Ночные смс с предложениями акций в честь дня рождения (в России уже давно день), приглашение в кинотеатр бесплатно при предъявлении паспорта, поздравления организаций, где ты когда-то по неосторожности вписал в бланк свои контактные данные. На электронной почте пара писем интернет ботов.  Нет так уж и много для такого «знаменательного» дня. Иногда бывают дни, когда хочется куда-нибудь уйти, исчезнуть, побыть наедине с собой, чтобы о твоём существовании забыли хотя бы на короткое время. Но куда можно сбежать мне, если я и так на другой части света. Куда деться, если ты и так уже исчез…

Когда ты живешь своей стандартной жизнью, когда изо дня в день ты делаешь одно и то же, ты пытаешься представить, как здорово было бы скрыться от всего мира на краю света. Эта возможность, пусть и гипотетическая, согревает тебя на протяжении долгих лет. Ты словно смотришь внутрь себя, как в узкую замочную скважину, где за массивной деревянной дверью виден янтарный закат на берегу моря и чистый в серебре лучей песок. И нервно пытаешься вдохнуть свежий бриз, получая взамен очередную порцию спёртого, мёртвого воздуха офиса или квартиры. Тебя распирает от предчувствия, что как только ты совершишь свой побег, всё изменится, и ты станешь другим, станешь лучше, чем был: более спокойным, уравновешенным, прозорливым, справедливым к себе и другим, приобретёшь невероятное количество положительных качеств. Каждый день для тебя станет прекрасным: ни минуты тревоги, отчаяния, житейских хлопот или лжи. Всё будет таким, как ты давно себе представлял: трава всегда будет зелёной, море тёплым, а закат ярким и сочным. Но когда ты сбежал, то даже в теории у тебя не остаётся шанса на мечту, ты уже воспользовался им. И эта пройденная граница является твоим внутренним тупиком, где не осталось ни одной лазейки. Где уже нет неопределенности судьбы и заветного желания всё бросить. И мы в очередной раз стоим на перепутье, как и день назад, как и год, где нужно навсегда решить, оставишь ли ты прошлое, воспользовавшись шансом, или будешь лелеять его всю жизнь, удовлетворившись, что он просто есть.

Я завариваю себе очередную порцию чёрного чая, смотрю, как ферментированные листья расправляются в кипятке, оставляя в прозрачной воде золотисто-рыжие разводы, словно множество крошечных каракатиц в приступе страха. Я вдыхаю аромат и замираю, пытаясь услышать самого себя. Как сложно признаться, что человеку страшнее всего остаться наедине с собой, боясь услышать ответы внутреннего «я» на давно мучающие вопросы. И я говорю не просто об одиночестве – таких людей очень много, а о страхе внутреннего диалога с самим собой. Мы пытаемся его заглушить всеми доступными средствами: общаемся с друзьями, говорим по телефону, включаем телевизор или компьютер, ставим диск с музыкой или напеваем сами, но не пытаемся услышать себя. И эта боязнь, растущая с годами, требует всё новых и новых средств к сопротивлению вместо того, чтобы выслушать, что говорит внутренний голос, отбросив ложные желания и предрассудки, открыться для внутреннего диалога. Мы всё сильнее заполняем разрастающееся внутреннее пространство шумом, скармливаем своей черной дыре однообразную информацию и своё свободное время. И в этой гонке поглощения окружающего мира мы боимся услышать от себя, что же действительно хотим от жизни…

Терпкий вкус и нежный аромат будоражат мои чувства, белые стены растворяются, словно окроплённые плавиковой кислотой, ветер сушит мою кожу, брызгаясь дробью мелкого белого песка, и заполняет им всё окружающее пространство, на берег накатывает волна, затем другая, третья, шипя и тая сливочной пеной в теплых кварцевых крупинках. Свет начинает утекать через микроскопическое решето дыр, оставляя на небе алые разводы заката. Я сижу на берегу наедине с собой. Я хочу себя услышать. Я готов.

Огромный современный паром рассекает залив Ла-Плата, держа свой путь до небольшого уругвайского города на противоположном берегу – Колония-дель-Сакраменто. Его огромная туша настолько велика, что на борту совершенно не чувствуется качки, а вся поездка больше походит на часовое ожидание в общем зале, пока пригласят на какую-то важную встречу. Несколько кафе, большой двухэтажный холл, Duty Free и отдельные залы для первого класса и VIP-персон. Все палубы покрыты ковролином голубого цвета, но даже при таком пассажиропотоке на ворсе не видны потертости или дефекты. Всё чисто и аккуратно.  Выхода наружу нет и наблюдать за перемещением парома возможно лишь через широкие иллюминаторы, доступ к которым имеют только те счастливчики, которые заняли посадочные места раньше всех. Нумерация кресел отсутствует. Воды залива мутные и ничем не примечательные. Говорят, из-за объема водных масс, сбрасываемых реками в океан, уровень соли здесь ниже в два раза по сравнению со средним количеством промилле в Атлантике. Водная граница государств осталась позади. Я откупорил бутылку Courvoisier V.S.O.P., сделал небольшой глоток и сказал сам себе: «С Днём Рождения, друг».

Старинный город Колония-дель-Сакраменто был основан еще португальцами для того чтобы обеспечивать налаженную контрабанду товара в важный портовый центр Испанской империи – Буэнос-Айрес. За него на протяжении ста пятидесяти лет велись войны между Португалией и Испанией, а позже — между Бразилией и Аргентиной, пока в 1828 году Уругвай не получил независимость. Сейчас от старых городских укреплений остались фрагменты стен, ворота и фундаменты некоторых зданий. В Бразильскую войну город сильно пострадал от военных действий, с ожесточением проходивших под его стенами. В местной церкви был устроен пороховой склад, и в грозовую ночь молния попала в здание, отчего две трети его превратились в груду бесформенных камней разбросанных по близлежащей территории. Сегодня приятно бродить по заросшим невысокими деревьями и травой улочкам исторического центра. Старая основательная кладка стен зданий, мощеные мостовые, защитные валы уносят мыслями в те времена, когда канонада из десятка пушек часто слышалась в наступающих рассветных красках. Когда вспышки огня прибавлялись к всполохам солнца, а клубы черного дыма окутывали укрепления, обороняющиеся от неприятельского флота. Времена, когда сабля и кортик были оружием, а не украшением, когда доблесть и честь были не литературными метафорами, а жизненными кредо сотен людей.

Тихие маленькие улочки, засаженные платанами, застелены ковром жёлтых листьев, лишь кое-где они собраны в мягкий пушистый ворох осеннего золота. Солнце, не скупясь, согревает прохожих яркими лучами, любуясь на себя в отсветах на крышах раритетных мерседесов и фольцвагенов. Короткие деревянные пирсы аккуратно заходят в воду, боясь сильно промокнуть. На глади воды покоятся тела небольших лодок и яхт в ожидании своих хозяев. На развалинах старой церкви построен маяк, с балкона которого весь город предстаёт как на ладони. Сверху кажется, что он еще больше утопает в зелени: густые веера прибрежных пальм, широкие кроны деревьев, усыпанных розовыми цветами, золотые макушки высоких платанов и море травы, старающейся занять любое свободное от камня место. Вдоль берега идут тонкие полосы волнорезов, за ними пристань для паромов и небольшие доки. А дальше, насколько хватает глаз, изумруд деревьев и полей.

Уже под вечер автобус доставил нас в столицу Уругвая. Множество огней крупного города вразнобой колотились в стекла проезжающего транспорта. Люди плотным потоком заполняли столичные улицы. Поток обрывков фраз переплетался с гудками сирен и общим фоновым шумом. Город менял офисные костюмы на одежду свободного кроя. Мы отправились по Авениде 18го Июля до Площади Независимости, где освещённый ночными огнями стоял Паласио Сальво – брат-близнец здания в Буэнос-Айресе. Площадь оказалась чистой и опрятной, но без каких-либо выдающихся деталей, не считая памятника-мавзолея Хосе Артигасу, стоящего на фоне убогой многоэтажки, похожей на советское КБ. Человеку, долгое время считавшегося разбойником и варваром, а теперь получившему имя отца-основателя уругвайской нации. Ему возведены десятки памятников по всей территории страны. Слева находится непримечательный дворец Эстевес, но он с 1890 года является бессменной резиденцией президентов страны. Вдали у самого края площади стоят каменные ворота, совершенно не вписывающиеся в общий ансамбль – практически единственное, что осталось от укреплений старого города, срытого в 1829 году.

Сегодня Монтевидео — один из самых безопасных городов в Южной Америки, а его европейский облик тщательно скрывает под собой фундамент иберийской колонии. И немудрено, что за его величием и очарованием тяжело разглядеть латиноамериканскую культуру, ведь после основания города испанцами в противовес территориальным амбициям Бразилии, к его облику приложила руку многочисленная плеяда итальянских архитекторов, таких как Карло Дзуччи, Марио Паланти, Витторио Меано, Гаэтано Моретти и других. Они кардинально преобразили город, за столетия сделав его идентичным столицам западноевропейских государств.

Несмотря на то, что первоначально плодородные пойменные земли сотен рек пампы густо населяли индейцы чарруа, уже к концу девятнадцатого века расовый состав на девяносто процентов состоял из европейских колонистов, а большой приток испанских и итальянских мигрантов только укрепил этот показатель. В 1831 году у речки Сальсипуэдос  в местечке Бока-дель-Тигре правительство договорилось о мирной встрече с касиками чарруа – вождями скрывавшихся в лесах племён, обещав им работу и права,  но это был всего лишь вероломный ход президента Хосе Фруктуосо Риверы. В результате по сигналу горнистов спешившихся воинов перебили правительственные войска, уничтожив последних представителей когда-то многочисленных племен, являвшихся настоящими хозяевами Восточного Берега.

Сегодня в Монтевидео живет половина всех обитателей страны, а прирост населения в Уругвае практически отсутствует, что ставит страну перед такой же сложной проблемой, как и у европейских государств. В столице сосредоточено три четверти всех производств, торговых и транспортных компаний, и моноцентризм крайне сильно мешает нормальному развитию провинции, отчего большое количество плодородных земель остается под паром, а люди пытаются уехать в столицу, поскольку найти высокооплачиваемую работу в  Монтевидео во много крат легче. Столица Уругвая является городом-побратимом Санкт-Петербурга, на улицах респектабельного города до сих пор можно встретить «жигули», а где-то в периферийных парках  стоят памятники-бюсты Льву Толстому и Юрию Гагарину, подаренные городу Зурабом Церетели.

С самого начала своей истории Восточный Берег находился между молотом и наковальней, постоянная борьба сначала Испании с Португалией, а потом Аргентины с Бразилией ставили самоопределение народа на кон в соперничестве за выгодные территории. Правительство, поддерживаемое враждующими соседями, сменяло друг друга, на какое-то время даже уступив бразды правления Великобритании. Монтевидео не раз был осажден и не раз менял знамя на своём штандарте, но, наконец, в 1828 году стал столицей независимой Восточной Республики Уругвай, водрузив бело-синий полосатый флаг в главной крепости Форталеза-дель-Серро. Но и после этого на протяжении почти пятидесяти лет он служил марионеткой в руках более крупных и сильных соседей. Оказавшись втянутым в войну Тройственного Альянса против Парагвая, он потерял несколько тысяч воинов и получил дефицитный бюджет. Половину территории Парагвая поделили между собой победители, а Уругваю не досталось ничего. В конце девятнадцатого века наступил период стабильности и развития, но череда диктаторских режимов двадцатого века обескровила страну и привела к экономическому краху, только после 1984 года, с приходом умеренного либерала Хулио Сангинетти Уругвай начал постепенно восстанавливаться, став одной из самых устойчивых экономик Латинской Америки. А банковский сектор занял одну из самых надежных и стабильных позиций в мире. Сегодня нередко можно встретить североамериканских или европейских пенсионеров, приезжающих в страну провести свою старость в тихой сельской местности или на побережье океана, в хорошем климате и с умеренной ценовой политикой.

Старый Город взят в плен полукольцом широкой набережной, которая является важной городской артерией. За автомобильной лентой множество доков, портовых причалов и волнорезов, выдающихся глубоко в море. Работы по погрузке и выгрузке судов не затихают ни на минуту. Сами улочки исторической части довольно просторны, но количество людей, заполняющих их в дневное и вечернее время, не оставляет шансов на уединение, и только уходя ближе к Пьедрос или Серрите можно почувствовать тишину и свободу. На людной пешеходной Саранди большой выбор ресторанов и кафе, но если хочется действительно попробовать хорошего мяса, а уругвайцы готовят его нисколько не хуже аргентинцев, необходимо идти на рынок Меркадо-дель-Пуэрто.

Здесь, в непревзойденной обстановке полумрака, кованого чугуна и вокзальных часов на множестве лотков с углями на решётках готовится говядина, баранина, рыба и моллюски. Бесподобные запахи сочащегося жиром и шипящего мяса разносятся в округе, приманивая людей к мангалам, словно насекомых на сладкий нектар. Приготовленное на решетке мясо «парилья», так же как «чураско» на вертеле, обваливают в перце и соли и больше ничего к этому не добавляют, кроме открытого пламени огня. Впрочем, и оно достаточно умеренно, а решетка под наклоном находится довольно высоко, чтобы мясо дольше томилось, не теряя сочности и нежности. Бесподобный вкус, получающийся при самом незамысловатом рецепте приготовления, может выйти только из настоящего мяса животных, выращиваемых на лугах Аргентины, Уругвая и Бразилии. Будто уругвайцы знают какой-то особый секрет, но его обезоруживающая простота и открытость, не дает ни единого шанса повторить что-либо подобное в других условиях. И даже те дорогие аргентинские ресторации, становящиеся столь популярны в последнее время в Москве и крупных городах России, не смогут передать настоящего удовольствия от поедания порции мяса, сидя в недорогом заведении Аргентины или Уругвая. Огромные аппетитные куски то и дело переворачиваются, выкладываются на тарелки, уносятся посетителям. Столики на первом и втором этажах практически полностью заполнены гостями. Мы выбрали не самое популярное и удаленное заведение, так как, несмотря на название «рынок», цены здесь подстать хорошим ресторанам в центре города. Это место стало популярным у туристов, в связи с чем и ценовая политика стала менее гибкой. Но жители города всё равно приходят в Меркадо-дель-Пуэрто, не мысля досуг без европейского шарма, восхитительной уругвайской еды, бокала красного вина или «medio y medio», приготовляемого смешиванием сухого белого вина со сладкими игристыми сортами.

Это здание, больше напоминающее вокзал викторианский эпохи, было построено 1868 году под руководством английского инженера-металлурга Месуреса и французского конструктора Эухенио Пенота. На тот момент сталь была очень новым строительным материалом даже для Европы, не говоря уже о Южной Америке. Но после проведения Всемирной выставки в Париже прочно завоевала свои позиции благодаря амбициозному проекту Эйфелевой башни Мориса Кёхлена и Эмиля Нугье.  Постепенно рынок из универсального превратился в продуктовый, а позже и вовсе практически всё внутреннее пространство заняли небольшие кафе с едой, лишь оставив немного места лоткам со свежими овощами, морепродуктами и мясом. Из-за большого сходства с вокзалом родилось несколько легенд, что это здание было не чем иным, как железнодорожной станцией, переделанной под рынок. Изготовленные конструкции не пригодились по назначению, и предприимчивые уругвайцы переоборудовали огромное пространство в портовый рынок, ставший позже одним большим рестораном. Бумажные скатерти, прикрепленные зажимами  к поверхности стола, то и дело весело топорщили уголки под дуновениями ветра. Треугольники салфеток ходили ходуном, словно в фортепианном глиссандо. Нам принесли широкие тарелки с сочными кусками только что приготовленного мяса, и на пятнадцать минут мы погрузились в мир прекрасных вкусов уругвайской еды, потеряв из виду окружающую нас суету и скованность.

Монтевидео расположен на равнине, отчего доминирующая высота города – одноименный холм с фортом Форталеза-дель-Серро – виден с любого высокого здания города и с побережья океана вплоть до Пунта-Карретас, за которым начинается Плайя-де-лос-Поситос, а далее чистый двадцатикилометровый городской пляж. Но наиболее хороший обзор города предоставляется с двадцать шестого этажа башни «Антел» — главного сотового оператора Уругвая. Комплекс зданий совместно с небоскребом был закончен в 2002 году, став самым высоким объектом Уругвая. Попасть на обзорную площадку можно совершенно бесплатно, посетив лобби телекоммуникационного центра в отведённое для этого время.

Панорамный лифт мягко поднял нас на гостевой этаж. Через сплошное остекление фасада открывался обзор на город в 360 градусов. Большие площади этажа абсолютно пустовали, и, кроме нас двоих и нашего провожатого, в помещении никого не было. У одной из стенок расположился небольшой макет здания, а в центре, в месте расположения диафрагмы жёсткости, образовавшиеся помещения использовались под, своего рода, инвентарные, заваленные какими-то плакатами и стендами. Мы погуляли по пространству зала, полюбовались городом, посмотрели панорамные фотографии мегаполиса десятилетней давности и сравнили их с существующей планировкой. На всё ушло не более получаса, и в скором времени мы снова выхаживали по широким проспектам столицы.

Монтевидео запомнился мне своей чистотой и дружелюбием. Расслабленные люди, попивающие матэ из калабас, перемежались с офисными работниками, старые раритетные авто – с современным общественным и частным транспортом. Но что интересно, клерки никуда не спешили, а праздношатающиеся люди выглядели так, будто уже всего в жизни достигли и теперь просто ей наслаждаются. Антикварные машины же предавали только больше шарму городу, застрявшему в веке барокко и эклектики, а современность подчеркивала связь с новым веком и с прогрессом. Уругвай оказался самым стабильным государством в Латинской Америке, где благодаря большому наплыву европейцев, на побережье южного континента образовалась земля обетованная для многих людей, утомившихся от жизни в душных городах Старого Света и США. Где люди создали большой пансион с чистым морским воздухом, приятным климатом и сельской романтикой, как будто срисовав их с рекламного ролика о светлом безоблачном будущем и достатке, в котором нам всем, непременно, когда-нибудь придется жить.