Глава 5.2 Пацкуаро. Меж двух миров.

Каждую вещь, действие, чувство можно описать. Мы используем для этого не так уж много слов в повседневной жизни – всего-то две-три тысячи, как говорят ученые. Но наше описание не всегда достаточно, не всегда может выразить суть вещей или происходящего. Я никогда не мог себе и представить, что Мексика такая разнообразная. Я сидел за партой в школе, где мне рассказывали, что в джунглях полуострова Юкатан жили индейцы, построившие утопающие в зелени города с пирамидами и жертвенными камнями. Говорили, что вообще они были не очень «хорошие», приносили людские жертвы богам, воевали друг с другом, не то, что европейцы. Культурная нация, сжигающая на кострах еретиков, придумавшая пытки инквизиции, учинившая расправу над гугенотами в 1572 г. и череду крестовых походов, безусловно, намного миролюбивей. Европа должна сказать «спасибо» чуме, холере, оспе и другим болезням, помогшим победить сотни народов и истребить целые цивилизации не только в Северной и Южной Америке, но и в Азии, Африке и Океании. Не только мечами и ружьями ковались эти победы.

А кроме как о пирамидах, нам рассказывали о прериях с кактусами вышиной выше человеческого роста, растущих под палящим солнцем. Я внимательно слушал учителей, приходил домой и по телевизору, преимущественно в американских фильмах, видел бандитов-мексиканцев, обязательно в пончо и сомбреро, с густыми усами и на коренастых лошадях. Они были грубые, жадные и быстро стреляли из револьверов, но, конечно, не быстрее американских ковбоев. И там действительно были только равнинные пустыни, красные скалы со столовыми вершинами и кактусы, редко растущие среди этой сухой недружелюбной земли. Конечно, они были не под стать тем, что моя мама с любовью выращивала на узком подоконнике квартиры в панельке, но им было далеко до наших грациозных берез и уж тем более — до статных дубов. А еще были мексиканские сериалы, иногда из телевизора в соседней комнате слышались голоса Хуаниты или Гомеса, но вот про природу Мексики из них узнать нельзя было ничего. Обо всех вещах, услышанных нами когда-то, мы имеем свое представление, и не важно, много у нас было информации или нет, но как же порой наше первоначальное представление отличается от действительности.

В окна автобуса я вижу горы, покрытые травой, кустарником и редкими деревьями. То и дело встречаются ограждения высотой сантиметров семьдесят, собранные из продолговатых камней разных размеров, подобно тем, что можно встретить в Шотландии. В средние века на Туманном Альбионе мастера, изготавливающие подобные заборы, ценились, и неплохо зарабатывали. Но за заборами открытые пространства, без какого либо намека на лошадей или крупный рогатый скот, и опять холмы и горы. Конечно, это не Альпы и не Анды, они больше напоминают Болгарию, но в них нет и намека на то клеше, что засело в моей голове. Снова и снова перед глазами Клинт Иствуд, через зубы предрекающий быструю смерть врагам, но его тень исчезает, выглядя совершенно ничтожной в сравнении с рельефом, будто складками ситцевого платья, распластанном по земной глади. Я стараюсь запомнить ее новой, неведомой мне доселе. Этот свежая нить впечатлений станет первым стежком, сплетающим новую ткань моего представления о Мексике без кактусов, пустыни и бандитов, хотя, и этого в ней предостаточно.

С часовой задержкой автобус пересекает черту города, утопающего в желтых цветах уже первыми домами и арками. Цветы здесь везде – ими украшены алтари, дорожки и памятники, они останавливают на себе взгляд, заставляя любой предмет как бы выплывать из белесого морока уличной суеты. Но со временем от своего обилия они теряют контрастные очертания, размываются, и ты только в подсознании иногда ловишь себя, что глядишь на сотни бархатистых цветов, а не на уже ставший привычным антураж города. Я не смотрю в календарь, точно зная, что сегодня 1 ноября, в ночь которого два мира – мир живых и мертвых, сойдутся вместе, границы между ними на время растворятся, и смерть с рождением закружатся в одном едином танце, олицетворяя единство бытия.

День мертвых широко празднуется по всей Мексике, уходя своими корнями в обычаи и обряды индейцев доколумбовой эпохи. Еще задолго до дня начала торжеств по всей стране продается огромное количество атрибутики праздника: костюмы мертвецов, скелеты и сахарные черепа. Повсюду бегают дети с тыквами и просят сладости и деньги. А главным символом является хлеб мертвых, который повсеместно в течение недели продается во всех пекарнях и представляет собой сдобный каравай с четырьмя костями и черепом по центру. В эти дни принято посещать усопших на кладбищах, пышно  украшая могилы цветами.

В Пацкуаро праздник начинается 26 Октября и заканчивается 2 Ноября. За это время в городе проходит неимоверное количество театрализованных представлений, музыкальных выступлений и организуется огромный рынок всевозможных  товаров. Торжества продолжаются практически без остановки, привлекая не только местных жителей, но и большое количество туристов, как из Мексики, так и со всего мира. Люди вереницами перемещаются между тремя площадями, создавая огромный вихрь человеческой массы.

Автобус плавными дугами перемещается по главной дороге города, иногда покачиваясь на неровностях дороги. Мы выходим на автобусной станции, стараясь осознать, что ввязались в серьезную авантюру с возможным последствием остаться на сегодняшнюю ночь без ночлега. Благодаря всевозможным предупреждениям, мы были информированы, что найти гостиницу в канун праздника практически невозможно, но по стечению обстоятельств не смогли забронировать жильё заранее. На крайний случай, мы были готовы остаться на вокзале на ночь, для чего приготовили пару спальников, предусмотрительно захваченных с собой. Оставляем рюкзаки в камере хранения на вокзале для облегчения дальнейшего поиска жилья, взяв с собой только необходимые и особо ценные вещи, и отправляемся в город. Практически сразу нам улыбается удача – мы находим номер в отеле, по волшебству оставшийся незанятым. Стоимость предложенных апартаментов слишком сильно нагружает наш бюджет, что вынуждает нас отказаться от него, оставляя данный вариант только на крайний случай. Еще на подъезде к автостанции мы увидели едва заметные указатели двух других отелей, эти адреса и было решено проверить, оставляя вариант осмотра центра города на потом. Путь вдоль дороги не показался нам особенно утомительным, не считая отсутствия тротуаров для пешеходов. Возможно, здесь, как и в США, существует развитый культ личного транспорта, в связи с чем потребности пешеходов оттеснены на второй план, но легче от этого нисколько не становилось. Но намного тяжелее стало потом, поскольку, после поворота в сторону знакомых нам табличек, путь до отелей не оказался для нас таким простым как ожидалось.

Дорога становилась все круче, из асфальтной превратившись в щебеночную, а чуть позднее в грунтовую, все больше взмывая ввысь. Низкие домики, кое-где стоящие старенькие пикапы и дети, с нескрываемым удивлением провожающие нас взглядами. И вот за очередным поворотом перед нами появился отель. Его богато декорированный вид оказался для нас сюрпризом, поскольку в таком отдаленном районе мы не ожидали увидеть богатых построек. Просторный двор, скрытый высокой каменной стеной от ненужных взглядов, чугунные решетки ворот, позолоченные верхушки здания, на парковке ряд машин бизнес-класса. Конечно, уровень отеля не был сопоставим с тем, что искали мы, но узнав, что свободных мест нет, мы даже не поинтересовались его ценой. Пройдя буквально сто метров, мы остановились  нас склоне холма. Нам   открылся потрясающий вид на озеро, где в самом центре расположилась группа островов, среди которых был и Ханитцио. Этот остров представляет собой холм, со всех сторон облепленный небольшими домиками и увенчанный сорокаметровой статуей Хосе Мария Морелиса. Здесь располагается одно из самых посещаемых в ночь на 2 ноября кладбищ Пацкуаро. На протяжении всей ночи тысячи людей приплывают на небольшой клочок земли на озере, часть из которых — с целью поговорить со своими умершими родственниками, а другая часть, несравненно большая, посмотреть на эту церемонию.

Усилием заставив себя оторвать взгляд от острова, замечаю отель, являющийся вторым среди тех, ради которых мы решились на этот подъем. Он гармонично вписывался в склон холма, будто вырастая из него. В интерьере использовано много дерева и натуральных материалов, отличный вид с террасы и безмятежное спокойствие. Навстречу к нам вышел хозяин и извинился за отсутствие свободных комнат, но сказал, что одна из них забронирована, но визитеры еще не подъехали, и, возможно, они откажутся от комнаты. В таком приятном и спокойном месте я бы на их месте провел неделю и ни в коем случае не отказался бы от номера. К сожалению, цена для нас также оказалась высока, и мы отправились обратно, чтобы повернуть в сторону центра города.

Одноэтажные и двухэтажные дома, окаймляющие узенькие улицы, все как один выкрашены в красно-белые цвета, составляя единую целостную картину города. Покатая кровля закрыта глиняной черепицей бурого цвета. То тут, то там над коньками крыш возвышаются колокольни и купола храмов.  Улицы с односторонним движением сплошь заставлены автомобилями, но людей практически нет. С завидной периодичностью нам на пути встречаются посады и отели, но все они заполнены, несмотря на полуторное увеличение стандартной цены за проживание. Проходим Tena, Navarrete и сворачиваем на Romero. И только на пересечении с Ponce de Leon нас неожиданно окружает шум толпы, звуки музыки и хохот. В пятидесяти метрах, будто вытеснив все окружающие дома и заполнив собой пространство, перед нами появилась Plaza Grande, наводненная людьми. Торговцы, продающие еду, одежду, гончарные изделия, сладости и сувениры стояли плечом к плечу, теснясь вдоль колоннад здания, а в пространстве между ними и стенами домов потоки людей медленно друг за другом двигались в разных направлениях. Среди столпотворения каким-то магическим способом умудрялись разместиться столики кафешек, где сидели шумные компании европейцев, весело смеющиеся и распивающие, видимо, далеко не по первой бутылке текилы. В центре же площади в несколько рядов располагались торговцы в крытых палатках, кольцом замыкая пространство около фонтана, где толпа людей аплодировала танцорам в костюмах и масках, бойко отбивающих чечетку, держа в руках тросточки.

Преодолев южную и восточную сторону площади, мы нырнули в проулок к Plaza be la Basilica, чтобы попытать счастья в поисках жилья с северной стороны площади в районе пересечения улиц Ahumada и Padre de Lloreda. Улицы скакали вверх и вниз, уходили вправо и влево и в этом нескончаемом поиске окончательно нас утомили. Более десятка посещенных нами мест так и не смогли предоставить нам ночлег. Мы из последних сил нырнули в кафе, чтобы восстановить силы свежевыжатым апельсиновым соком. Последние надежды на поиск жилья были возложены на Serrato, после чего оставалось только вернуться в отель около вокзала, хоть и шансы, что там до сих пор сохранился свободный номер, были крайне призрачны.

Буквально через час уже должно было темнеть. На улицы давно легли длинные послеполуденные тени. Базилика смотрелась понуро, нахмурившись, будто следила за нами витражами окон. В начале Serrato с двух сторон улицы стояли продавцы цветов. Перед ними, словно вязанки дров, охапками лежали цветы, а сзади, у самых домов стояли грузовики, доверху наполненные цветочными букетами. И все они до последнего цветка предназначались не живым людям, а тем, кто уже отправился в царство Аида. Вдоль цветочного рынка мы шли по улице, заглядывая в каждый попадающийся нам отель в надежде найти приют. И вот в последнем отеле «Сан Антонио» мы немного не успели, придя чуть позже англичан, которые с администратором отправились смотреть номер, правда, сказав, что если он им не подойдет, мы вполне можем взять его себе.  Верить в столь призрачный шанс казалось нелепо, во времена, когда каждый номер на счету, но чудо произошло, так как номер оказался для них слишком мал. Стоимость его была высока, но Полина уговорила их продать его по цене низкого сезона, и мы получили отличный номер с камином и огромной удобной ванной комнатой. Едва переведя дух, мы отправились ловить город в закатных лучах солнца.

С каждой минутой, с каждым шагом город наполнялся новыми звуками, новыми людьми. С каждым вдохом я осознавал гармоничность и продуманность происходящего. На бетонной площадке за церковью файерщики пасами рук приводили в движение огни, на улице Portugal торговцы продавали искусно изготовленные украшения, сумки, обувь и многое другое. То и дело мелькали люди в индийской одежде, на ступенях с товаром сидели улыбающиеся люди с забранными в хвосты дредами. И казалось, что здесь практически нет местных, и ты приехал на какой-то фестиваль, где отрешенные от жизненных проблем люди с фенечками продают всякие диковинные вещи, и вот-вот услышишь бой африканских барабанов, звуки флейты и почувствуешь вибрацию в районе солнечного сплетения от игры на хомусе. И Мексика в одночасье растворилась в этой улице, став чем-то знакомым и понятным.

Поток людей вынес нас к Plaza Grande, от нее мы прошли до Plaza Chica, где был разгар театрализованного представления. После этого нырнули в маленькую улочку, и зашли в маленькое кафе для местных. Мы попросили приготовить нам суп, пожарить мясо и принести пиво. Женщина за плитой кивнула, быстро сказав что-то по-испански, и уже через двадцать минут у нас была вкусная еда, за пивом же она сбегала в ближайший магазин. Из кафешки мы заглянули во двор небольшой церкви, где школьники проводили конкурс алтарей, украшенных цветами и разнообразной атрибутикой, а судьями были обычные прохожие, решившие туда заглянуть.

Мы живем со смертью рука об руку. Никто из нас не знает, сколько ему осталось и когда он умрет. Но при этом мы все обязательно пройдем через это. Она так же естественна, как и рождение и является неотъемлемой составляющей замкнутой цепи нахождения человека в этом мире. Почему же смерть является табу для обсуждения? Как только разговор заходит о ней, нам становится дискомфортно, мы переминаемся с ноги на ногу, стараясь уклониться от беседы, переведя разговор в другое русло. Мы каждый день слышим, что кто-то умирает: от террористических актов, несчастных случаев, природных катаклизмов или просто от старости. Мы считаем, что это далеко от нас, по ту сторону невидимой границы, которую мы сами прочертили у себя в голове. Каждый день из жизни уходят наши кумиры: известные артисты, писатели, художники. Они стареют, иногда неожиданно, не видишь их несколько лет, а потом случайно промелькнет знакомое лицо на телевизионном экране, и сразу думаешь: «А ведь какой он седой, сутулый стал и как будто ниже, не то что раньше – статный и широкоплечий, а у нее уже морщинки не только в уголках глаз, но и у губ и на лбу, да и одежду с декольте бы уж лучше не носить – не молодит». И вот только на фоне их стареешь и ты. В каждодневной суете этого не заметно, ведь все мы крутимся, подобно заводным волчкам, а посмотришь на кумиров, всего-то на пять лет старше, и все мгновенно понимаешь: «Что же тогда происходит со мной?».  Мы всегда думаем, что пока о смерти думать рано, но ведь когда она придет, то само понятие времени для нас исчезнет. О смерти надо думать всегда, это дает возможность понять ценность нашей жизни, ведь только то, что имеет обозримый срок и постоянно уходит от нас, дает нам понимание ценности того, что мы теряем.

Человечество испокон веков имело культ смерти, но теперь растеряло его. Мы искусственно отгородились от нее в попытке защитить свое «Я» от ощущения неминуемого исхода. Нам кажется, что только так мы можем чувствовать себя комфортно и безопасно. Но созданная таким образом иллюзия, безусловно, вредна, так как за стеной нежелания видеть смерть такой, какая она есть, рождается невежество, эгоизм и жадность. В ощущении долгого пребывания на этом  свете, мы чрезмерно копим богатство и забываем о милосердии, будто мы это все успеем потратить при жизни, а если и не успеем, то заберем с собой. Смерть – это не враг, а учитель, и не стоит закрывать глаза и уши, отрицая неизбежность. Мы живем и умираем – таков дар, преподнесенный нам. И только благодаря ограниченности жизни во времени мы можем ощутить настоящий вкус к жизни, к каждому ее мигу, к каждому вздоху, пока мы еще живы.

День мертвых в Пацкуаро  — это действительно праздник. Здесь проводится целая череда мероприятий не имеющая в своей основе ни толики трагизма. На улицах слышится гул, смех и топот. Люди наряжают дома, ставят фотографии умерших родственников, а так же их любимые вещи. Для них это долгожданный день, когда они могут поговорить со своими родными в полной уверенности, что будут ими услышаны. И как ожидание этого дня целый год может вызвать скорбь на лице? Только благоговение наступившего долгожданного мига. В ночь на 2 ноября большинство населения собирается семьями и отправляется на кладбища к родственникам, устраивая из посещения захоронений мистерии с тысячами свечей и цветов. Мириады светящихся желтых точек, едва вырывая из темноты лица людей, движутся медленным потоком, сходясь в реки и снова растекаясь в разные стороны в бездонной пустоте. Это продолжается до самого восхода солнца, постепенно приглушая свет свечей и обнажая фигуры людей, перемещающихся среди могил.

Прогуляв допоздна по городу, мы решили отправиться на кладбище Тситсунтсан утром, чтобы при дневном свете посмотреть богатое убранство могил. Низкая каменная ограда, высокий собор, ряды торговых лавок, продающих всевозможный товар – таким встретило нас это место. Оказавшись в тихом дворике храма, мы тщетно пытались найти вход на кладбище. Напрасно потратив пятнадцать минут, мы вернулись на первоначальное место на дороге и поинтересовались у полицейского в какую сторону нам отправляться. Он любезно сказал, что следует идти вдоль дороги метров сто до входа, и мы последовали его совету. Буквально через три минуты перед нами появился небольшой портал в каменной стене, а через дорогу мы увидели точно такой же, но в восточной части кладбища. Мы прошли через ворота, оказавшись внутри. Голая вытоптанная земля с редкими небольшими деревьями, хаотично расположенные могилы и люди, иногда по два-три, а иногда и по пять-шесть человек, окружающие могилы, украшенные миллионами цветов – такая картина предстала перед нашими глазами. Цветы сложены в виде людей, животных, алтарей, и других вещей, давая представление о характере и роде занятий покоящегося здесь человека. Все могилы разные, не имеющие ничего общего с православными понурыми крестами. Хотя, конечно же, есть и общие сходства. Где-то на могилах стоят бутылки текилы вместо нашей водки, лежат бананы вместо наших яблок, покоятся белые парафиновые свечи вместо наших тонких восковых. Но в целом различий больше. У нас принято в родительский день посещать могилы ушедших на тот свет. Мы приходим на кладбище, расположенное в тенистом березняке или среди сосенок, подходим в молчании к могилке заменить полинялый искусственный венок новым, иногда оглядываемся в поисках утешения, но за соседними оградками такие же понурые люди, стоящие в тяжелом молчании. Они иногда вздыхают, кто-то тихонько всхлипывает, вспоминая еще незарубцевавшуюся горечь утраты и, постояв, в таком же скорбном молчании они расходятся по домам. Здесь же люди ведут себя совершенно естественно, будто находясь дома. Они разговаривают и едят, дети бегают среди могил и смеются. Кое-где расставлены палатки или растянуты шатры, кто-то готовит еду, а кто-то расставляет цветы. Здесь все естественно, нет рамок и зажатости. Это просто обычная жизнь людей.

На осмотр западной части кладбища ушло с полчаса и столько же мы потратили на восточную. Гуляя среди могил, я думал, как же призрачны границы между миром живых и миром мертвых, и здесь, как нигде в другом месте ощущаешь связь этих миров. Они пересекаются вместе, но не борются друг с другом, а идут рука об руку. Здесь нет отрицания существования, также как нет опровержения небытия. Для жителей Пацкуаро же иногда границы миров растворяются вовсе. Все те, кто ушел из жизни, продолжают жить в сердцах и умах их родных. А в праздник они имеют возможность общаться друг с другом. И в очередной раз убеждаешься, что вечная память о людях дает возможность им вечно жить.

Выйдя за каменную ограду, я опять увидел палатки с едой, детские карусели около дороги (а ведь родителям совсем не страшно за детей) и улыбающихся людей, и понял –  жизнь не заканчивается, даже после нашей смерти она продолжается, даже не заметив нашего ухода. За очередным закатом будет новый восход, и маленький шарик под названием «планета Земля» так и будет крутиться из года в год, плывя среди бескрайних просторов Вселенной.