Ноги изрядно затекли, спина же превратилась в вопросительный знак, и мне представляется, что по прибытию на озеро может и не распрямится вовсе. Каждые пять минут чувство невесомости заполняет все тело, но так же моментально отзывается ударом у основания позвоночника, как и неожиданно первоначально убирает вес. Мой торс колышется в унисон с остальными людьми, подстраиваясь под крутые дорожные петли. Колеса считают не первую сотню рытвин и трещин на асфальте. Время от времени попадаются участки, частично обрушившиеся вниз, отчего одно из направлений движения, находящееся ближе всего к обрыву исчезает вовсе. Кое-где видны начавшиеся работы по укреплению стенок с помощью коробчатых габионов, сделанных из металлической сетки-рабитцы, заполненной камнями, они практически вертикально уходят вверх, имея лишь едва заметные ступени шириной не более двадцати сантиметров через каждый метр.
Серая нескончаемая скатерть дороги плутает по расщелинам гор. И вот на очередном перевале передо мной открывается поразительный вид с километровой высоты на ломаные линии берега озера, тонущего в дымке тумана. Голубое пятно начинает расти, на время исчезая в зелёной крапи листвы. Как заворожённый припадаю к окну, боясь упустить хотя бы мгновение, а машина мчится вниз все ближе и ближе спускаясь к кромке воды. И вот грязно-белые дома, цепляясь за скалы, стали подходить к самой дороге, приобретая очертания города. За ним следует второй, третий и, в конце концов, мы оказываемся в Сан-Педро-ла-Лагуна с населением чуть больше десяти тысяч человек. Минивэн расталкивает узкие улицы, едва разъезжаясь со снующими по дорогам тук-туками, и, развернувшись на крохотном пятачке, высаживает нас. Туристов моментально окружает множество «помощников», готовых безвозмездно показать тебе лучший из отелей в городе, имеющий горячую воду, телевизор, прекрасный вид на озеро и, конечно же, еще и при этом очень дешевый. С трудом избавившись от провожатых, проходим несколько ближайших отелей по центральной улице в поисках жилья. Но апартаменты или заняты или цена оказывается слишком высокой. Поэтому оставляем вещи на тротуаре под бдительным присмотром Полины, я же отправляюсь на поиски жилья в более отдаленные кварталы.
После нескольких неудачных попыток в одном из едва заметных отворотов с центрального перекрестка вглядываюсь в небольшую вывеску отеля и ныряю в глубину проулка. Хозяин показывает номер на третьем этаже здания, выходящий дверью на большую открытую площадку с навесом и гамаком, откуда как на ладони видна вся западная часть озера с поднимающимися вверх склонами гор, а справа – вулкан Сан Педро, у подножия которого и расположился одноименный город. Тишина этого довольно большого отеля, рассчитанного на полсотни постояльцев, склонила нас к мысли, что кроме нас в гостинице никто не живет, и всю неделю пребывания в городке мы с упоением наслаждались спокойствием нашего номера, за исключением вечеров, когда в соседнем хостеле на заднем дворе устраивались шумные вечеринки, продолжающиеся до глубокой ночи.
Сан-Педро-ла-Лагуна, раскинувшийся в долине у подножия вулкана представляет собой небольшой индейский городок, насчитывающий более тридцати церквей разных религиозных течений католичества, некоторые из которых выглядят настоящими дворцами по сравнению с обычными двух-трёхэтажными зданиями которыми застроен весь город. И, тем не менее, местные жители стараются поддерживать культуру и уклад жизни, существующий здесь уже несколько веков, не взирая на большое влияние католичества. На улицах встречаются старички в холщевых темных штанах, в светлых, расшитых вертикальными полосами с орнаментом, рубахах, подпоясанными цветной материей, и в широкополых шляпах. Они сидят на бетонных уступах, иногда смотря в пустоту, сквозь прохожих, иногда неспешно разговаривая друг с другом.
Женщины смуглые, с черными, как уголь волосами, в темных юбках, расшитых пестрыми нитями, такие же сорочки, на некоторые накинуты черные вязаные жакеты, зачастую без рисунков, голова в основном не покрыта. Без дела им сидеть не приходится: их можно увидеть на берегу, полощущих бельё, можно застать за продажей украшений или пестрых тканых изделий, можно встретить на улицах, идущих с большим тюком на голове, находящемся в непостижимом для европейского человека балансе. Также кроме корзин, обязательно обернутых тканью, переносимых на голове, они для транспортировки грузов или перемещения маленьких детей используют кусок пестрой материи, перекинутый через плечо подобно шинели и завязанный узлом на груди. В материю заворачивают одежду, еду и что угодно другое. Дети же, закутанные в такой свёрток, сидят за спиной матери спокойно, без капризов, лишь изредка вертя головой по сторонам или протягивая в стороны ручонки.
Мужчин же можно застать за заготовкой и переноской дров или обработкой камня. Не редко видишь идущих людей с непомерной вязанкой поленьев, занимающую всю спину, они прогибаются под её тяжестью, обречённо выверяя каждый шаг, при этом вся вязанка держится на лямке, перекинутой посредством кожаной пластины, опирающейся на лоб через голову. Как и в женском варианте переноса корзин на голове, вся тяжесть груза равномерно распределяется по позвоночнику, не создавая дополнительных напряжений, а значит и ненужных усилий, как в европейской традиции ношения грузов на плечах. На строительстве домов или на заготовке камня мужчины работают большим зубилом и молотком, придавая валунам прямоугольную форму вручную, дробя же камень, используют обычные топоры. Порода не настолько тверда, и потому нередко можно видеть взмахи топора коренастого индейца, обтесывающего глыбы до нужных размеров. Дрова заготавливают с лодок, вырубая в прибрежной зоне подтопленные рощи или отдельные разлапистые стволы исполинов. На улицах не редкость надписи на местном языке, в корне отличающемся от романской группы европейского доминанта. Эти витиеватые «палочки» и «закорючки» встречаются в магазинах и парикмахерских, в кафе и барах. Они нисколько не напоминают европейские алфавиты, и по написанию более всего похожи на грузинский язык.
Атитлан является бессточным озером, и вся накопленная от горных ручьев и дождей вода рециркулирует лишь за счёт испарений. Из-за затяжных осадков несколько лет назад уровень озера поднялся на три метра, что привело к подтоплению больших территорий. И теперь в местах, где росли поля травы, лишь гущи водорослей, облюбованные сотнями черных уток, а из воды торчат пни срубленных деревьев и еще не спиленные мертвые остовы аллей и рощ. Вдоль побережья друг за другом в озере стоят каркасы зданий, бывших когда-то кафе, гостиницами, жилыми домами и магазинами, а теперь лишь облупившимися стенами и выпавшими пенобетонными блоками напоминающие о случившейся трагедии, когда множество семей потеряли свое имущество навсегда. Но история плохо учит людей, и теперь у самой кромки воды, готовой поглотить приносимую ей жертву, возводятся новые дома, в надежде, что в этот раз все будет по-другому.
Вниз от центрального перекрестка уходит улица, спускаясь в глубину озера, и на месте бывшего причала, где еще сохранились деревянные павильоны, покрытые пальмовыми листьями, проходя через которые люди едва не задевают кровлю головой, возвели понтонные мостки и пристань, куда швартуются небольшие лодки, соединяющие город с остальными прибрежными поселениями озера. Еще недавно до строительства широкой дороги, связавшей близлежащие поселки, водный путь был самым быстрым и удобным. Влево и вправо отходят прибрежные улицы, застроенные отелями, магазинами и ресторанами. И их симбиоз спичечных бетонных колонн, стен в полблока и деревянных пристроек создает незабываемый колорит города. Наверх устремляется дорога, извилистыми улицами приводящая к центральной площади и рынку. Турист здесь не частый посетитель, и город на холме становится сам собой. Нет магазинов с пестрыми одеждами, нет кричащих вывесок ресторанов, лавок с алкоголем, только рекламные вывески сотовых операторов «Tigo» и «Claro», да «Pepsi cola», победившая в Гватемале красно-белого конкурента. Небольшими улочками спускаемся ко второму причалу, где брусчатая мостовая тает в толще прозрачной воды озера. На берегу возле деревянного пирса индеец орудует бензопилой, ловко превращая доставленные из воды стволы в небольшие поленницы. С края пристани трое вытягивают с помощью веревки большое дерево, только что спиленное неподалеку. Из воды возле пирса наполовину торчит остов бывшего комедора, на верхней балке еще видно название, а в помещениях плещутся волны озера.
На побережьи среди витиеватых улочек и небольших двориков притаились тихие лужайки с низкими столиками, где можно выпить свежезаваренного чая с лимонной травой и имбирем и съесть пирожные, маленькие отели с уютными верандами и плетеной мебелью, кафе со свежемолотым американо или капучино. На улице продают свежевыжатый сок, приготовляемый здесь же с помощью ручного пресса, из прилегающих зданий доносится индийская музыка. То и дело встречаются европейцы-фрики с длинными дредами, густыми бородами, татуированные, с пирсингом и туннелями. Они неспешно бродят по улицам, разговаривают между собой, курят травку или продают незамысловатые украшения, сделанные собственными руками. Они плавно перемещаются в пространстве, живя в своей параллельной вселенной, нисколько не заботясь о проблемах, съедающих каждый день их сограждан. Это маленький потерянный мирок, где сохранился еще дух хиппи.
Кроме небольших лодок, связывающих города на побережье, на озере можно встретить каяки, плывущие вдоль кромки воды и разрезающие своими узкими разноцветными телами её поверхность. На солнце блестят лопасти весел, бичующих поочередно с двух сторон лодки толщу водной глади. На пути каяков встречаются поля поплавков сетей, оставленных рыбаками. Здесь же, степенно скользя по озеру, движутся долбленки с индейцами, неторопливо взмахивающими веслом и осматривающими возможный улов. Иногда набегающий ветер бросает брызги волн на гребцов, пропитывая водой одежду, но тут же сам исправляет свои проказы, заставляя её моментально сохнуть на солнце. Торчащие пни деревьев и бетонные колонны мощно и неукротимо впиваются в чистый воздух, вырываясь из пучин водоема.
На склонах подножий гор рассыпаны поля кофейных деревьев, подлеском заполняющих пространство между рощами авокадо. Их голые стволы с торчащими горизонтально ветвями осыпаны мелкими горошинами плодов разнообразных цветов: зелеными, желтыми, бурыми, красными, коричневыми. На плантациях работают индейцы, собирая в двадцатипятикилограмовые мешки, закреплённые на поясе, кофейные плоды. Тропинка петляет вверх, теряясь среди зарослей, и, только добравшись до водораздела хребта, выходит на открытое пространство. Справа плоскогорье резко обрывается, исчезая внизу, и с края открывается прекрасный вид на Атитлан, зажатый среди горных массивов и вулканов, внизу на побережьях каждая долина осыпана бисером белых и серых точек домов, связанных между собой еле заметными паутинками дорог.
Плоскогорье застелено полями маиса. Часть делянок стоит уже совершенно пустая, покрытая лишь ворохом листвы и корневищ. Другая же половина ершится частоколом сухих стволов, уже очищенных от початков, не уступающих по толщине и прочности бамбуковым. Они стоят вперемешку с молодыми пушистыми южными сосенками вышиной не больше человеческого роста. Тропинка вьется среди полей, уходя к вершине, называемой «носом индейца». На самом верху располагается обзорная площадка с небольшой деревянной двухэтажной вышкой, с которой как на ладони видны ближайшие окрестности и потонувшее в белесом мареве озеро. Свежий ветер ласкает лицо, теплое солнце приятно согревает кожу, сладкая ноющая усталость заполняет все тело. Миллионы кубометров чистого воздуха обрушиваются на легкие, заставляя их жадно вдыхать опьяняющий кислород. Километры горных складок протянулись вдаль до самого горизонта. Тихо и приятно. Взгляд отдыхает, глядя на эту непоколебимую могучую природу, сотворившую небо и землю, и горы, находящиеся ближе всего к небесам.
Остался последний день пребывания на озере, и мы решили покинуть наш тихий уютный городок, где на ужин подают превосходную рыбу на гриле, а добродушные индейцы носят необыкновенную национальную одежду, чтобы побывать в самом туристическом городе Атитлана – Панахачеле. На понтонном причале белое маленькое судно трется боком о старые резиновые покрышки, подпрыгивая на набегающих волнах. На борту всего лишь пара человек, и мы кидаем рюкзаки внутрь, а сами садимся на шершавые теплые деревянные доски настила причала. Его секции колышатся с незначительной амплитудой, но уже складывается впечатление, что мы плывем. Судно медленно наполняется пассажирами и когда число их достигает двенадцати, паренек кричит «Vamos!», и мы прыгаем внутрь на первые сиденья.
С нами в лодке оказывается Константин, путешествующий по Центральной Америке уже пять месяцев, и мы делимся друг с другом впечатлениями о Гватемале. Он уезжает в Антигуа, а через два дня улетает на родину. Константин рассказывает, что из-за азиатской внешности ему никто не верит, что он русский, но он подчеркивает, что коренной москвич. Его решимость пересмотреть свою жизнь и работу дала возможность отправиться в путешествие, но срок возвращения приблизился, а чем будет дальше заниматься в Росси, он так для себя и не определил. Рассказывает, как посетил фестиваль «Радуга» в Паленке, и насколько двоякое впечатление у него вызвало это мероприятие. Лодка отходит от причала, урчащий звук мотора превращается в яростный рык, и мы мчимся в Панахачель. Брызги хлещут в лицо, и мы осознаем, как были правы туристы, забившиеся вглубь лодки. Расположенные на носу сваленные в кучу рюкзаки и тюки оказываются менее подвержены воздействию воды, и лобовую торцевую секцию временно закрывают плёнкой до этого защищавшей багаж, которая моментально облепляет нас под действием встречного ветра, но нежелательный душ из водных брызг прекращается. Завернутые в толстый слой полиэтилена, мы добираемся до пункта назначения.
Панахачель встречает нас толпой желающих помочь добраться до шаттлов в столицу или Антигуа, найти отель или посадить на тук-тук. Интенсивно мотаем головой, давая понять, что в помощи не нуждаемся. Пока переупаковываем вещи, всех остальных туристов хватают под руки и сопровождают на берег, ежеминутно напоминая, какие они большие друзья и как им хочется помочь вновь прибывшим. Мы остаемся одни. Ориентируемся по приблизительной карте города, направляясь ближе к центру в поисках жилья. Неожиданно для самих себя, мы оказываемся на центральной улице и начинаем по очереди обходить близлежащие отели. В очередном месте нам называют не устраивающую нас цену, мы качаем головой, и я уже двигаюсь по направлению к выходу, но хозяйка интересуется адекватной для нас ценой и после небольшого торга шепчет Полине сумму в полтора раза меньшую первоначальной, только с условием неразглашения этой тайны. Мы, конечно, соглашаемся. Комната оказывается действительно хорошей, чистая, с отдельным сан. узлом, телевизором и достойным уютом, создаваемым приятными теплыми тонами внутреннего оформления. Не теряя много времени даром, выходим на воздух прогуляться по городу.
Набережная оказывается широкой каменной улицей с укрепленным берегом, но, увы, так же не избежавшая подтопления нижнего яруса. По краям стоят лотки с нехитрыми украшениями, огромное количество небольших ресторанчиков с пестрыми вывесками мясных, рыбных и овощных блюд по заманчивым ценам. Около входов выстроились в ряд зазывалы, наперебой предлагающие заглянуть к ним и машущих пластиковыми или бумажными засаленными меню. Вперемешку с ними подбегают дамы с корзинами на голове, упрашивающие купить ткани, одежду или гроздья бус, увешивающих их пухлые руки. Проходим красивый большой отель, с великолепным видом на озеро и горы и через несколько сотен метров поворачиваем налево, идя далее вдоль реки. Гомон словно отрезается, ни одного навязчивого голоса или толчка, туристическая часть города заканчивается. Вся набережная реки разрыта для планировки, часть уже одета в камень, но от окружающей стройки везде горы строительного материала, а проезжающий по временной дороге вдоль реки транспорт поднимает клубы пыли, застилающей глаза и заполняющей легкие. Часть благоустроенных парковок вдоль новой набережной заполнена автомобилями. Стоянки сделаны из диагональных бетонных полос, а промежутки засыпаны щебнем, с прорастающей сквозь него травой. И если многие европейские компании, заботящиеся об экосистеме окружающей среды, монтируют ячеистые парковки, чтобы шины припаркованного транспорта не придавливали зеленый газон, то местные парковки сделаны подобным образом для экономии дорогостоящего материала.
После получаса прогулки в глуби города по тихим улицам вновь возвращаемся на главный проспект, заполненный людьми. По каменной мостовой разгуливают пожилые европейские туристы, придирчивым оценивающим взглядом скользя по прилавкам. Некоторые останавливаются более внимательно рассмотреть плетеную сумочку или оформленные разноцветными лоскутами ткани босоножки. А посмотреть действительно есть что. Прилавки пестреют разноцветными скатертями, гамаками, рубашками, платьями, сумками, портфелями, подушками и одеялами, всевозможной сувенирной продукцией, от которой разбегаются глаза, а душа шопоголика бы ни за что не выдержала натиска разнообразия красивых и ярких вещей. Продавцов едва ли не больше, чем туристов, и назначенные цены при торговле сокращаются в половину.
К вечеру обстановка меняется, уличные лавочки сворачиваются, давая пространство для комедоров. Тележки с готовой едой и грилями заполняют улицу. Дым от мангалов будоражит аппетит, на них жарят курицу, сосиски, мясо, картофель, тортильи. Стулья моментально занимают метисы и индейцы, по улице расползается шум разговоров, сливающийся в единый гул. Магазины с одеждой и сувенирами будто по мановению волшебной палочки превращаются в глухие деревянные стены. Их владельцы ставят враспор доски в нижний и верхний пазы друг за другом, получая в итоге монолитный частокол из плотно подогнанных друг к другу досок, разбираемый при необходимости только с внутренней стороны. С мостовой исчезают туристы, постепенно перетекая в бары и рестораны. Дневная суматоха и гам исчезают, сменяясь музыкой, льющейся из открытых дверей кафе, и только после этого понимаешь, насколько же устал всего лишь за сегодняшний день от карнавала ярких красок, пестрящей мишуры и постоянного гомона торговцев. Рождается ощущение разительного отличия жизни в Сан-Педро-ла-Лагуна и в Панахачеле. Этот шумный туристический город не предназначен для тихой размеренной жизни на берегу озера. И за всей этой каруселью красок и звуков Атитлан будто отдаляется, становится незначительным, второстепенным, а ведь именно ради его красоты приезжают на берега этого озера. Мы отправляемся в отель с полным осознанием правильности нашего выбора – одного дня в Панахачеле вполне достаточно для того, чтобы в сравнении понять, как же хорошо мы провели прошедшую неделю.
Спасибо тебе, Атитлан, за угрюмые тучи и за яркое солнце, за твой ветер и его затишья, за пестрые одежды индейцев и синеву хребтов гор, за смуглые изрезанные морщинами лица местных жителей и молодые улыбки беззаботных европейцев, спасибо за замечательную еду, натуральные соки и фрукты, за твой теплый прием, за то, что ты не будешь скучать по нам, а я по тебе обязательно буду.