Глава 12.2. Гватемала-сити. В кольце нерастраченного величия.

 

Люблю столицы. Эти спруты, выбрасывающие километровые щупальца дорог, покрытые нежными огнями, являются сосредоточением желаний миллионов людей. Эти массивные гиганты, состоящие из асфальта, бетона и стали, притягивают свежие взгляды и новые идеи. Их мощь вбирает в себя всю энергетику страны, питается миллионами человеческих жизней, выбрасывая наружу мегаватты неоновых огней и квадратные километры рекламных вывесок.

Столицы – это оплоты могущества государств, они будто места силы из глубокой древности, манят к себе на закланье людей, и если раньше на алтарях возжигались благовония и приносились в жертву живые существа, то теперь этих монстров интересуют лишь человеческие души. А люди готовы отдавать себя без остатка в надежде на исполнение своей мечты или хотя бы на сытую жизнь. Столицы поглощают молодых, активных и амбициозных, играют огнями ночи, сжигая сердца электрическими импульсами дискотек, баров и клубов. Они щедро вознаграждают путевками в жизнь, лотерейными билетами, удачными связями или вручают боль, отчаяние, роковые встречи и безысходность. Они карают и возносят, создают баловней судьбы и ввергают в мир отбросов общества. Они играют людьми, как куклами в театрах, но человек собственноручно подписывает этот контракт, иногда означающий для него пожизненную кабалу. Столицы сами выбирают, что ждет тебя за поворотом:  грабитель с пистолетом или человек, способный изменить твою судьбу.

Но в этом и прекрасны они, столицы государств, их жестокость сияет силой, она привлекает, заставляет глаза вожделенно светиться, пылая надеждой, что только здесь смогут распознать твою уникальность, увидеть дар, о котором ты знал всю жизнь, но при этом тебя нигде не могли понять. Зато, быть может, здесь колесо фортуны встанет золотой стрелкой на главный приз. Ведь каждый из нас осознает свою исключительность и понимает, что именно он не вписывается в рамки среднестатистического человека. Таких в столицах много, но благодаря их большому количеству и твоей исключительности именно у тебя всё должно получиться. Ты знаешь, что столицы выпивают человека до донышка, не оставляя и капли прежнего настоя мечты и надежды, вбирают его суть, жеманно дегустируя и наслаждаясь каждым. Они потягивают коктейли, фреши, настойки, смешивают с ингредиентами и употребляют в чистом виде, разбавляют или опрокидывают крепленые. Для столиц души людей — словно энергетики, микроскопические батарейки, не дающие им заснуть. И круглые сутки города кипят жизнью, пуская днем по венам автомобили, вздымая копья небоскрёбов бизнес-центров в выси, в надежде испугать обломки смога, а по ночам пульсируют огнями манящих надписей и лазерных шоу. И ты думаешь, что все просто сдались, они не смогли вовремя остановиться, но у тебя всё будет по-другому, ты сможешь выйти из игры с джек-потом в пухлом кейсе или с нарочито оттопыренными карманами новенького комплекта-тройки. Быть может, получится…

Мне нравятся столицы. Здесь неистощима фантазия индустрии развлечений: мюзиклы, кинопоказы, театральные представления, концерты, дискотеки, спа, маскарады, карнавалы и шоу. Вам не успеет что-то надоесть, как появляется очередная любопытная забава, и лишь были бы две составляющих успеха: свободное время и деньги. И опротиветь может только лишь всё сразу, в один момент, но тогда ты понимаешь, что выбраться из сладких липких пут столиц нет ни единого шанса. Ты слишком привыкаешь к этой щедрой жизни постоянного достатка. Пусть не  осталось сил на что-то большее, да и мечта как-то успела за годы раствориться, но ведь есть бары, рестораны, торговые центры и друзья, которые в тайне думают так же, как ты, и этот секрет навсегда сцементировал вашу дружбу. Все молчаливо понимают, что произошло, и если так, то есть ли смысл говорить об этом вслух?

Мечтали ли мы в детстве стать мерчендайзерами, дистрибьюторами, юристами, биржевыми маклерами, офисными клерками или заниматься промоушеном? Но мы ведь были просто глупы. Как мы могли понять, что помогать животным, заниматься агрикультурами, лечить людей или лететь в космос – это не престижно? Нас всех покупают столицы, используя любые возможные средства. Они сорят деньгами, приглашают в офисы престижных фирм и обещают подмостки лучших эстрадных площадок. Мы поддаемся на эти уговоры, ведь не так уж и дорога цена в одну единственную душу за красочную жизнь с обложки глянцевых журналов, хотя бы за возможность прикоснуться к ней, хотя бы завидовать, что кто-то так живет…

Я восхищен столицами, их пылом, жаждой и стремленьем, их бесконечной борьбой с собой. Их необъятным аппетитом и желанием  быть больше и еще могущественнее, быть обличенными властью, дающей спектр полномочий, коих не было прежде. Я восхищен державной красотой, стремлением быть ещё прекрасней, и пусть от этого плодятся новые трущобы и промышленные сектора, но центры, центры их сияют новыми цветами. Столицы не конкурируют друг с другом, пестуя свою индивидуальность, втихомолку посмеиваясь над соседями. Я преклоняюсь перед их норовом, эстетикой, напором. Ведь каждая смогла интригами, коварством, силой сломить другие города в борьбе за власть. И отступать теперь нельзя, ведь нет морали, её придумали слабые, нет законов, к которым нельзя написать поправки, нет границ, которые не устоят перед настоящей силой. Столицы всевластны, самодовольны и изысканы. Они смогут вас завоевать новыми коллекциями обуви, кинопремьерами, морскими деликатесами, распродажами электроники, концертами мировых звезд или авангардными выставками, сборами оппозиционных партий, митингами, шествиями, граффити или опальной прессой. Здесь есть все и даже то, что запрещено, столицы позволяют себе эту роскошь, разрушая даже рамки недозволенного, чтобы оставить интерес, чтобы хотя бы в вероятности допустить, что «мышка» может вырваться из-под контроля гибких мягких лап.

Столицы не стареют – они краше с каждым днем. И пусть на улицах побираются бедняки и профессиональные нищие, а в переходах и на пандусах бездомные спят в коробках из картона, нелегальный бизнес крышует полиция, а в темных парках с пером ждут очередную жертву грабители, столицы лишь отводят взгляд… Ведь роскошь не является из ниоткуда, и тем, кому не повезло, в знак особой милости, дозволено смотреть на проносящиеся по улицам дорогие иномарки и заманчивые десерты, будто тающие на витринах кондитерских под обилием крема и свежих фруктов. Столицы вне конкуренции, пусть здесь во дворах наркоторговцы, проститутки, брошенные дети, с каждым днём плодятся всё больше крысы на помоях, а тонны нечистот уходят в реки и захламляют гектары сельскохозяйственных полей. Красота и убожество, роскошь и нищета, радость и трагедия жизни – вы такие разносторонние, вы такие противоречивые! Вы исполняете желания, так может, и моё окажется не слишком сложным и невыполнимым: «Пусть никогда я не буду жить только ради вас».

Широкие автострады раскинулись в лощинах холмов, кроя их по своей прихоти. Заправки, торговые центры, эстакады – пригороды большой столицы имеют слишком много общего с другими её тезками из соседних стран. По краям дороги и на островках безопасности появляются сизые блеклые сосны, своим видом больше напоминающие чахоточный больных, согнувшихся в очередном приступе недуга. Одетые в бетон склоны щетинятся рядами водоотводящих трубок. Стальные скелеты переходов плетеными стволами металла и перекинутыми балками с настилом нависают над дорожным полотном. Их базы, словно мощные лапы с когтями, своими громадными шпильками впиваются в тело скального основания.

Город поделен на зоны со схожими номерами улиц.  И не стоит удивляться, если семнадцатая после пересечения с авеню вдруг окажется шестой. Узкие лица одно- и двухэтажных домов с облупившимися от времени щеками пристально глядят на прохожих фасеточными глазами водопроводных и электрических счетчиков, которыми испещрены все фасады. Окна, двери и ворота покрывают чугунные решетки, создавая ощущение города-крепости, всегда готового к борьбе с невидимым противником. Широко разинутые пасти домов обнажают свои внутренности, заполненные магазинчиками, ремонтными мастерскими, комедорами. Непрерывные лестницы тротуаров, бросающихся вверх и падающих к подножию дороги, перемежаются с пандусами въездов в гаражи. Серый захарканный бетон, исполосованный термическими швами, оспины парадных стен домов с татуировками рекламы и названий учреждений и долгие безлюдные улицы, кромсающие город, будто свадебный пирог, режут глаза. Как ты прекрасен в безобразии своем, в своих амбициях, тщеславии и бессердечности!

Череда бетонных переходов, «зебр» и светофоров доводит нас до изразцовых стоек чугуна, что частоколом оградили территорию музеев Гватемалы-Сити, один из которых оказался музеем археологии и этнографии. Белая колоннада, венчающая череду невысоких мраморных ступенек и поддерживающая двускатную массивную крышу, указывала на явное подражание классическому типу греческой архитектуры. Периптерическое строение внутреннего двора еще больше укрепило меня в моем первом впечатлении. В залах располагались стелы, артефакты, копии книг майя, к сожалению, только копии, компактно уместившиеся на довольно небольшой территории музея, повествующие как о традициях племен, населяющих Гватемалу, так и о уже забытой месоамериканской культуре доколумбовой эпохи. Первоначально сохранились лишь четыре древние книги майя, написанные на аматль – бумаге, изготовленной из фикуса. Они напоминают формой школьные шпаргалки, собранные гармошкой, подобно веерам, высотой не менее двадцати сантиметров, а длинной достигающие нескольких метров. Первый – Дрезденский кодекс, второй – Парижский, третий – Мадридский, и последний сохранился лишь частично – кодекс Гролье. Тысячи майянских книг были сожжены католической церковью на заре христианизации Нового Света, чтобы не осталось и толики знаний язычников, чтобы звуки речи и иероглифы письма не оскверняли чистоту божьего замысла и его слова, несущие проповедниками темным народам Америки смысл бытия и праведный путь жизни. Человечество навсегда утеряло колоссальный пласт знаний, которыми обладала цивилизация майя.

Улицы перетекали одна в другую, огибали массивы складов, разливались мелкими ручьями среди жилых кварталов. Мы шли среди цветущих жакаранд, грязных помоек, зелёных лужаек и чадящего в пробках транспорта. Мы вдыхали запахи, впитывали энергетику, пытались понять город. Зоны сменялись одна за другой, пока мы не оказались в плену у глазурованных колоссов, словно зеркала жизни пытающихся отразить окружающий мир. Небоскребы искажали его, делали смешным, ужасным, вычурным, убогим. Я не мог понять мой ли внутренний мир или клетки витражей врут мне, преломляя действительность в иную правду. Этот мир кривых зеркал чистых стекол высоток гнал меня по тугим бетонным улицам десятой зоны, закручивая в лабиринте роскоши и брендах компаний с мировым именем. Я бежал, отражаясь в чаяниях, надеждах, злости, зависти, процентах от продаж и подписях контрактов сотен людей, сидящих там, за хрупкой преградой, отделяющей их прохладный неживой кондиционированный воздух от шума и движения окружающего их стремительного мира. Я пытался понять их, но с каждым разом лишь осознавал бездну между природой наших страстей.

Все изменилось, улицы закрылись, их затянули облака листвы, пустив нас как вакцину из иглы по аллее древних стволов. Они, покрытые сеткой глубоких морщин, трещинами изъевшие серые остовы деревьев, безучастно провожали нас вдоль широких асфальтных полос и свободных от назойливых человеческих сплетен тротуаров. Раскинув между улицами четыре стальные лапы, над городом висел Torre del Reformador. И пусть он уступал размерам Eiffel tower, но в отличик от него не перестал служить воротами для местных Елисейских полей. Клепаные металлические кости в причудливой пляске, будто сотни акробатов, карабкались на семидесятидвухметровую высоту. Солнечные блики игриво слонялись в жестком каркасе. Напротив шипованное антеннами и стянутое сплетениями проводов стояло небольшое здание местной сотовой связи и телевидения. Передатчики изогнутыми линзами вперились в небосклон, и кокон из тонн меди и алюминия, будто изощренной паутиной, стянул тело здания в единое целое с окружающим пространством. Среди частокола столбов, атлантами поддерживающих энергетическую связь всего города, мы обнаружили заботливо заштрихованный маркером небольшой флаг с надписью «Сочи-2014», оставленный нашими предшественниками, заглянувшими в столицу Гватемалы. Он являлся той, едва различимой среди нагромождения улиц вехой, которая могла бы попасть на глаза лишь нашим соотечественникам и утонуть в череде вывесок и граффити для других. Она была едва различимым маяком трехцветного ориентира, что мог согреть лишь только каждого пятидесятого жителя Земли, того, который называет себя русским.

Здания стекали по улицам одно за другим, еще быстрее проносилась череда машин, иногда перемежаемая местными линиями автобусов синей и зеленой расцветки. Полотнище огромного национального флага трепыхалось над площадью возле центрального банка. На стяге величиной в человеческий рост была изображена птица кецаль – местный символ независимости и свободолюбия. Эта зеленая птаха с огромным, трехкратно превышающим размер туловища хвостом и красной грудкой имеет ни на кого не похожую приплюснутую мордочку с острым клювом. Когда-то эта птица считалась священной у индейцев майя, и перья из её великолепного хвоста имели право носить лишь вожди племен. Кецаль не живет в неволе и предпочитает толстым прутьям и хорошей еде смерть. Именно поэтому после многочисленных осложнений, политических кризисов и народных волнений, встав на новый путь, Гватемала избрала эту свободолюбивую птицу своим символом.

Свернув в очередной раз, мы оказались на пешеходной Avenida 5A, где в толчее людей можно было разглядеть вереницу магазинов, как обладающих интернациональной любовью, так и местных дискаунтеров, у развалов которых толпилась масса народа в надежде за дешевые цены раздобыть приличные вещи. Над чередой низких построек по правую сторону высился огромный дворец  с узкими бойницами и огромными зубцами. Когда-то это здание являлось окружной тюрьмой, а в последствии, будто действуя в жанре дурного анекдота, превратилось в здание управления полиции. Теперь хрупкие стены оплота борьбы с преступностью готовы защитить своих новоиспеченных владельцев от любых посягательств. Под тенью верхней колоннады без особого стеснения могут разместиться полтысячи снайперов, заменив лучников, а у бойниц вместо воинов с чанами смолы и баграми для снятия лестниц встанут полицейские, вооружённые автоматами.

Потоки людей, размываемые листовками с предложением пообедать или купить обувь за полцены и постоянно встречаемыми уличными шоу, доносят нас по площади Central. Это исполинское городское вече, окруженное Catedral de Guatemala, Palacio Nacional de la Cultura и Hemeroteca Nacional de Guatemala, наполнено цветущими деревьями, скамейками для отдыха, летней эстрадой и открытыми площадками, наводненными голубями. Они щедро подкармливаются желающими, за несколько кецалей покупающими кукурузные зерна у местных продавцов. Маленькие дети неумело раскидывают семена по булыжным плиткам площади, собирая возле себя порхающих и рвущих друг у друга добычу сизых голубей. Кто-то с энтузиазмом носится кругами, визжа вслед улепётывающим от преследования птицам. Здесь и чистильщики обуви, и продавцы мороженого, и распространители жвачки. Площадь оказывается в меру людной, но несущей тот одухотворенный образ места, где с удовольствием собираются местные жители для приятного времяпрепровождения.

Зона номер один, являющаяся историческим центром Гватемала-сити, считается неблагополучным районом, наводненным криминалом, наркоторговцами и проститутками. Несмотря на многолюдность центральной Avenida 5А, все остальные улицы предоставлены сами себе, и даже местные жители опасаются появляться там после шести вечера. И в отличие от европейских столиц, во многих городах Центральной Америки именно исторические центры контролируются меньше всего. В самом их сердце происходят многочисленные грабежи, спекуляция запрещенными товарами, сбыт краденого. Глядя на этих милых родителей, гуляющих со своими детьми, стариков, нежащихся в последних лучах солнца, продавцов сладостей, утомленных работой, трудно представить, что среди них есть преступники, готовые приставить лезвие к горлу своей жертвы. Но такие люди есть в каждом городе, и зачастую их сложно отличить от простых обывателей.

Что уникального в скоплении аэропортов, почт, вокзалов и аптек, где тот неповторимый образ, что выжжет светом сетчатку глаза, оставив нервные отростки дрожать под импульсами визуальных образов, создавших череду эмоций?. Я не знаю… В этом городе нет романтики Парижа, техничности Токио, сенсационного богатства Абу-даби или прозаичности Софии. Он не имеет шедевров искусства или новаторства в дизайне хай-тек. Он просто притягателен своей неуловимой красотой, без штампов, кича, пересудов. Он весь в себе, и, несмотря на недостаток туристов, не считает себя недостойным своей страны. Это Гватемала-сити, где жизнь не перестала быть настоящей, осознанной, не поддавшейся на условности Запада, не принявшая облик туристического музея.

Я возвращаюсь через плотные редуты палаток с мелочным товаром, стойки с тортильями и столики продавцов лотерейных билетов. Кругом кипит своя жизнь, где люди подчиняются законам силы мегаполиса. Они не пытаются казаться лучше, выглядеть в правильном свете, угодить. Они просто живут, как получается, в этом мире, полном любви и ненависти, добра и зла, обмана и благородства. Где каждый из них ежеминутно выбирает, на чью тропу им предстоит ступить в ближайшее время, кем оказаться для себя, как оправдать свой выбор. Это одна из столиц, не лучшая и не худшая, но живущая простыми человеческими потребностями в надежде, что когда-нибудь ей удастся измениться в правильном направлении.