Я иду в тени колоннад Морона. Под ногами мозаика плитки, как будто собранная в разное время и разными людьми. Неровные стены синих, зеленых и розовых оттенков. Кубинцы любят яркие оттенки, возможно, они помогают им скрыть нищету и раскрасить серые будни, а может это их цветное настроение пытается заразить своими красками окружающих. Я так и не решил, какой из этих вариантов больше подходит мне, но в глубине надеюсь, что все-таки второй. Улицы напоминают мой первый калейдоскоп, который я с таким упоением пытался рассмотреть под разными углами, слегка тряся для смены картинки. Я мотаю головой, пытаясь изменить пейзаж, но улица не меняется, те же небольшие магазинчики, аптека, лотки с едой. В лотках продаются лепешки с названием пицца за 5 песо национале. Я не знаю, бывали ли в гостях у местных кулинаров итальянцы, и читали ли местные жители поварские книги о вкусной и здоровой еде Апеннинского полуострова, но с уверенностью могу сказать, что пиццы они в глаза не видели, и сравнить им свое кулинарное творение с оригиналом не приходилось. Поэтому единственный мой гастрономический опыт в этом направлении так и остался, слава Богу, единственным.
Мужчины на улицах играют в шахматы и домино. Рядом с зарешеченной дверью сидит бабушка с металлическими мочалками для мытья посуды и молчаливо смотрит поверх людей. Я долго не мог понять, зачем столько людей в городах продают совершенно не нужные, по моему мнению, вещи. Они добросовестно сидят перед небольшим столиком со скромным скарбом и смотрят сквозь решетки окон и дверей на проходящих людей, некоторые вяжут или поглядывают в телевизор. Я уверен, они день ото дня открывают и закрывают ставни, раскладывают коробки спичек и заколки или губки и прищепки. Они не кричат, пытаясь привлечь внимание, не уговаривают и не просят, они ждут. И только в прошествии времени я понял, что они продают это все, потому что им больше нечего продавать. Они сидят и ждут, потому что больше ничего не остается.
Они заложники ситуации. И как у нас в перестроечное время магазины были пусты, и кроме банок с томатной пастой и рыбными консервами на прилавках больше ничего невозможно было найти, так и на Кубе для местных жителей нет ничего, и только в магазинах «Гламур», как в наших «Березках» прилавки ломятся от деликатесов и вещей. И в погоне за валютой ушлая часть кубинцев готова любыми средствами заставить туристов расстаться с их деньгами. Они стараются заработать хоть какую-то прибавку к жалованью, чтобы жить дальше, а не выживать. Так и посещение нами в Тринидаде сигарной фабрики дало возможность начальнику смены заработать свою «копейку», а купленная из-под полы у рабочего, свежеизготовленная десятка сигар обеспечила ему недельное существование. Можно ли обвинять их в том, что они тоже хотят жить. В том, что иногда приходится забывать, что такое совесть, патриотизм, честь, когда в желудке пусто от недоедания. Я думаю, что каждый из нас сам себе судья, но не судья для ближнего своего.
Город прерывается неожиданно, так и не став чем-то большим. Дома теперь напоминают глинобитные хижины, одноэтажные, простенькие, кое-где подтопленные. Народ одет по-простому. Дети откровенно таращатся на нас, принимая за диковинных существ. На поваленных стволах тут и там сидят пожилые женщины, о чем-то шумно беседуя. Минут через двадцать и эти ветхие дома остаются позади, уступая место хвойным деревьям. Проходим вдоль реки, где через каждые пятьдесят метров стоят ребята с сетями и охотятся на местного сома. Они тут же потрошат пойманные туши и складывают в большие мешки для отправки. По пути встречаются отары овец, сгрудившиеся в кучки, заброшенные строения, когда-то служившие амбарами и редкие велосипедисты, медленно скользящие по дороге. Частично асфальт подтоплен из-за сильных дождей, и иногда нам приходится переходить затопленные участки по щиколотку в воде.
Добравшись до берега самого крупного озера Кубы, мы понимаем, почему оно называется Молочным. На расстоянии метров ста от берега, цвет воды приобретает светло-мутный оттенок, напоминая по консистенции и цвету молоко. Противоположный берег кажется далеким и недостижимым. Здесь особенно заметны последствия затяжных дождей урагана «Сенди». Мостики затоплены, на некоторые причалы нет доступа, кафе закрыты, а вода озера плещется на подтопленной набережной. Мы по голень в воде пробираемся по шатким мосткам к переходу через реку у самого ее истока. Все покрыто водорослями и кувшинками. Мостки выглядят скользкими и непрочными, но отсюда открывается чарующий вид на гладь озера. В отсутствии человека чувствуется как никогда дыхание хозяйки-природы. И пусть она совсем ненадолго вытеснила человека, но она в очередной раз демонстрирует свой непокорный нрав, как бы сообщая, что бой с человечеством еще далеко не проигран.
Мы строим города, сваливая миллионы тонн бетона, железа и асфальта на поверхности земли, мы роем туннели, добываем ископаемые, оставляя после себя горы шихты и кратеры от породы, похожие на язвы на теле планеты. Мы вырубаем леса, оставляя после них пустыни, словно проплешины, мы выбрасываем в воздух отравляющие природу и нас газы, мы разрушаем озоновый слой, защищающий нас от жесткого солнечного излучения, мы выливаем в моря миллионы тонн нефти и мазута, убивающие все живое на многие километры. Наш мусор не разлагается тысячи лет и отравляет источники пресной воды, наши дамбы меняют устоявшиеся тысячелетиями экосистемы. Мы разрушаем, добываем, используем и выбрасываем. Нас стало слишком много, и с каждым днем мы хотим потреблять еще больше. Планета давно устала от нас, устала от человеческой обузы. Она чешется, пытаясь избавиться от дискомфорта. Землетрясения, цунами, ураганы – просто реакция Земли на наши действия. И я думаю, в какой-то момент ей надоест все это, и она встряхнется, как рыба-кит, чтобы избавится от надоевших созданий, эгоистично копошащихся в ее теле. И тогда все начнется заново, но уже не будет нас, с нашими заботами, проблемами и стремлениями.
Опять начинается дождь, и мы поворачиваем обратно в город. По пути нас догоняет автобус. У водителя узнаем, что он едет в центр, и с радостью занимаем свободные места. Автобус дребезжит, подпрыгивает на неровном асфальте, но все равно с торжественным гулом направляется в Морон. Через пятнадцать минут мы оказываемся в центре города, где находим замечательное кафе с ценами на еду в национальных песо. Ужинаем в компании с местными жителями, истратив на еду не более 100 песо, при этом отведав изрядное количество местного пива «La palma», по вкусу напоминающее разливное окское бочковое лет десять назад. На улице уже темно, дороги освещаются окнами, выходящих на проезжую часть фасадов. Мы неспешно, наслаждаясь вечерним воздухом, возвращаемся в апартаменты.
На следующий день просыпаемся рано, чтобы успеть попасть до темноты на острова Коко и Гильермо, находящиеся в ста километрах от центра города. В самом крупном отеле города берем напрокат скутер, отдав предпочтение ему, нежели дорогостоящему автомобилю. Заправив бак до полного, в надежде, что его хватит до ближайшей заправки на острове, мы пересекли городскую черту и устремились на север. Густой непроходимый лес с обеих сторон дороги, покрывал зеленым маревом все пространство до горизонта, создавая ощущение бесконечного изумрудного туннеля. Кое-где по дороге на асфальте грелись змеи, ласкаемые живительными солнечными лучами. Над дорогой то и дело кружили огромные птицы, высматривая свою добычу. Через пару десятков километров лес сменился пастбищами и фермами крупного рогатого скота. Понурые взгляды коров и слабое мычание провожали нас все дальше и дальше. Небольшие деревушки, то и дело бредущие вдоль дороги люди и старенькие автомобили сопровождали нас вплоть до побережья, где нас ждал патруль и пропускной пункт для въезда на остров. Полиция лениво проверила документы, на пропускном пункте взяли пошлину, и перед нами открылась дорога в тридцать километров по насыпной дамбе до острова Коко. Яркое солнце, резвые барашки волн и веселый ветер оттеснили мелкий кустарник побережья и, будто подхватив, понесли нас к размытой дымкой полоске горизонта. Дорога, окруженная водой, стрелой неслась вдаль, не имея при этом никакого желания когда-нибудь закончиться. И мы готовы были вечно, подставив лица жаркому солнцу, и при этом обдуваемые встречным ветром, нестись вперед сквозь пелену искрящихся брызг.
Морская пена сугробами лежала на обочине дороги. Изредка, порывами ветра, кусочки отрывались от основной массы и, устремившись в воздух, пересекали дорогу, уносясь обратно в море. Они кружили хлопьями пуха, заигрывая с проезжающими машинами, и от их порывов еще больше раззадоривались в волшебном вальсе. Волны с шумом ударялись о берег дамбы, будто пытаясь сдвинуть ее. Вода устремлялась в переливные трубы, с напором вырываясь с другой стороны, где по пять-шесть человек на каждом переливе сидели рыбаки, с азартом раз в 10-15 минут вытягивая рыбу из воды. Мы проезжали, улыбаясь им, а они приветливо махали нам рукой.
Незаметно для нас дамба плавно превратилась в остров. То справа, то слева виднелись поля затопленного кустарника. Редко на встречу проезжали машины или автобусы, но общее ощущение было давно покинутого людьми острова с сохранившимися по чьей-то немыслимой прихоти дорогами. Иногда в стороны уходили дороги поменьше, теряясь в густом кустарнике, часто имеющие небольшие таблички с обозначениями отелей, а иногда и вовсе предоставляя возможность путникам самим решать, куда они могут добраться по ним. По одной из таких дорог мы и свернули, попав в результате на скалистый берег моря, поросший практически до самой кромки воды мелким кустарником. Воздух был насыщен морской свежестью и мелкой взвесью капель воды, долетающих от волн, накатывающих на побережье. Мы сели на камни и погрузились в созерцание лазури воды. Время замерло на месте, и миг стал вечностью.
Не знаю, сколько времени прошло до того, как пришло осознание, что надо двигаться дальше. Но это чувство заставило нас очнуться и продолжить наш путь. Остров казался длинным, растянутым, будто он двигался в ту же сторону, что и мы, не позволяя приблизиться к западной оконечности. Мы пытались его догнать, но он то нырял под воду, и тогда море едва не доставало до края дороги, то щетинился, и тогда кустарник, пытался зацепить нас с краев дороги. Белые птицы, похожие на аистов, взмывали рядом с нами и, пролетев немного, опять прятались в зелени.
В прошествии часа показался мост. Это был мост острова Гильермо. На той стороне виднелись бунгало, пристани для небольших яхт, прибрежные ресторанчики. Маленький остров показался куда более оживленным, чем его больший сосед. Пересечь остров не составило большого труда. Мы оставили скутер на парковке и двинулись по деревянным мосткам к пляжу. Пляж Пилар, названный так в честь лодки Хемингуэя, говорят, он любил заплывать на этот остров, оказался довольно людным. Хотя как можно называть его людным по сравнению со столпотворением пляжей Коста де Соль Испании или наплывом посетителей в мексиканском Акапулько. Это просто пару десятков счастливчиков, оказавшихся на берегу моря, больше напоминающим край света. Высокие волны, ровным строем, подходящие к побережью, белый песок, словно сахар, тающий под ногами, и скалы вдалеке, о которые с шумом разбивается море, пеной разлетаясь в стороны. Это стоило того, чтобы преодолеть такое расстояние.
Солнце клонится к горизонту, и время подходит к закату. Мы прощаемся с побережьем и устремляемся обратно, чтобы засветло успеть добраться до дамбы. Сидя на берегу плотины в отсветах заходящего солнца, мы последний раз смотрим в сторону острова, подарившего нам лишь за один день столько тепла и радости. Уже в темноте ночи мы добираемся до Морона, чтобы на следующий день отправится обратно в шумную Гавану.